ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
О том, как в горах бродил козел с шапкой на голове

На хребтах Малого Кавказа зима вступила в свои права.
Если бы охотник Арам в поисках любимого сына не уехал на Дальний Восток, он, как всегда, поднимался бы по утрам на плоскую крышу своего дома и смотрел с нее на диких коз, величественно стоящих на верхушке холма, у подножия которой лежит село.
Пастух Авдал сидел под утесом и, прислонясь спиной к его холодным камням, наигрывал на старенькой свирели свои любимые мелодии.
Жизнь пастуха проходит в одиночестве. Горы да камни, трава да цветы — вот его собеседники.
...Вдруг из-за выступа ближней скалы высунулась серая шапка. Вот хорошо-то! Должно быть, кто-то с фермы. Будет с кем словом перемолвиться, душу отвести...
- Это ты, Сурен? Поесть принес? — крикнул Авдал, но, к его удивлению, шапка мгновенно исчезла. Вскоре она снова показалась из-за зубчатого камня, несколько пониже.
«В прятки, что ли, вздумал играть, дуралей?» — с недоумением подумал Авдал и снова позвал:
- Эй, Сурен! Да я ж тебя вижу!
И серая шапка опять выглянула из-за камня. Но что это? Она была надета, вернее даже наколота, на голову огромного козла.
Стараясь освободиться, козел бешено тряс головой, но шапка цепко сидела у него на рогах.
Ну и чудеса!
Неграмотный пастух-курд верил в духов, верил в чудеса, и то, что он увидел сейчас, тоже показалось ему чем-то вроде чуда.
Наткнувшись на камень, козел на секунду приостановился, снова затряс головой, и Авдал снова увидел шапку, сидящую на его рогах. Увидел и... узнал. Да и как было не узнать?! Конечно же, это была ушанка Ашота, сына охотника Арама. Авдал не мог ошибиться Верхушка у нее была из красного сукна, а завернутые кверху уши — из шкуры волка, которого сам Авдал в прошлом году затравил собаками и добил дубинкой.
Промчавшись по гребню кряжа, козел скрылся по другую его сторону.
Рассказ о встрече с загадочным козлом изумил и взволновал работников фермы.
Жена Авдала и мать Шушик подняли плач, а пастухи, собравшись вечером в читальне, на все лады обсуждали необъяснимое происшествие и ломали голову над его разгадкой.
И верно: каким образом и при каких условиях шапка исчезнувшего мальчика могла оказаться на рогах дикого козла? И действительно ли это шапка Ашота? Если да — а Авдал утверждал это, — то что же это может значить? Живы ли ребята или с ними стряслось какое-нибудь бедствие и они погибли?
Чуть не всю ночь на ферме не спали, пытаясь хоть что-то понять, разгадать случившееся. И все решили лишь одно: ребят надо искать не на Дальнем Востоке, а где-то поблизости от Айгедзора.
В село с фермы отрядили человека — сообщить матери Ашота, что в горах гуляет козел с шапкой ее сына на рогах.
Мать, конечно, взволновалась, но тоже ничего не поняла. Понять это удивительное явление мог бы разве только сам Арам, замечательный знаток природы и ее чудес. Он ушел бы в горы, нашел бы и убил козла, посмотрел бы и сказал, действительно ли это шапка его сына. И если так, то постарался бы понять, как она перекочевала с головы Ашота на рога козла. Но ведь Арама-то не было!
- Дайте, ему телеграмму, пусть сейчас же вернется, — сквозь плач сказала мать Ашота.

Телеграмма о козле в шапке Ашота взволновала Арама и Аршака. Тысячу предположений строили они, прежде чем приземлились наконец на аэродроме в Армении и направились в родное село.
Арам, конечно, едва обняв жену и детей, сунул в карман несколько кусочков хаурмы , завернутой в лаваш, и помчался в горы,
Как ни уговаривала его Сиран отдохнуть, поесть, он не уступил.
Араму не пришлось подниматься очень высоко. В теплых ущельях чуть повыше села собрались стада колхозной фермы, а сюда же с засыпанных снегом горных вершин и плоскогорий сошли дикие козы и муфлоны.
Солнце уже склонялось к закату, когда Арам разыскал на одном из лугов пастуха Авдала.
- Что же, Арам-кирво , так и пропали наши дети? — печально спросил Авдал, и глаза его затуманились.
Арам молча курил. Как исхудал, как изменился этот всегда веселый, беззаботный, жизнерадостный человек! Под глазами синяки, в волосах седина...
Вынув из кармана пачку денег, Арам протянул их пастуху.
- Это деньги, которые ты дал мне на расходы. Привез назад, не понадобились.
Как Авдал ни отказывался, Арам заставил его взять их.
- Скажи, Авдал, на самом ли деле ты видел шапку Ашота?
- Что сказать тебе, Арам-кирво? Верхушка шапки была красной, а мех тот, что я тебе дал, — того волка... Не знаю, может, мне и показалось.
Арам молча раздумывал. Кто знает, может, и правда Авдалу только померещилось? Нет, надо самому походить по горам и ущельям, найти загадочного козла и выяснить тайну шапки.
- Братец Авдал, а кроме тебя, никто этого козла не видал?
- Нет.
- Пойдем походим вместе.
Авдал склонил голову, приложил правую руку к глазу и, поручив стадо другим пастухам, пошел вслед за Арамом.
Курд всегда товарищ в трудные дни. Курд не позволит тебе одному кружить в горах, подвергаясь опасности.
Они поднимались вверх по ущельям, бродили по кряжам гор, заглядывали во все складки и расщелины скал и спугивали диких коз, в панике убегавших при их появлении. Но до захода солнца так и не попался им козел с шапкой.
Когда стада погнали домой, Арам вместе с пастухом вернулся на ферму и остался здесь ночевать.

ГЛАВА ВТОРАЯ
О том, как неудобно животному носить шапку

На заре Арам с Авдалом снова поднялись в горы.
Арам знал, что на рассвете, до того как появятся колхозные стада и сопровождающие их собаки, дикие козы покидают свои убежища и выходят на горные луга пощипать травку. Попасутся наскоро и снова уходят в свои пещеры.
Медленно шли Арам и Авдал по верхушкам скал, часто ложились, чтобы посмотреть сверху на расположенные ниже утесы. Предутренний холод пощипывал лицо, заставлял ежиться, но внутри у них все кипело от нетерпения, от страстного желания напасть на след своих сыновей.
Наконец взошло солнце, и громоздящиеся до небес рыжие скалы заблестели в его лучах, стали похожими на сказочные крепости и дворцы.
На одной из них появилось несколько коз. Они то наклонялись, срывая травинки, то поднимали кверху свои красивые мордочки и чутко прислушивались. Арам и Авдал, лежа за выступом скалы, смотрели на них без всякого интереса. Их взгляды, перебегая по каменистым кряжам, искали совсем другого.
Вдруг пастух высунул из-под бурки руку и подтолкнул Арама:
- Видишь?
- Вижу, — прошептал Арам и поднес к глазам бинокль.
По другую сторону от вышедших на пастбище коз-матерей из-за большого обломка скалы показалась голова крупного козла. На одном из его рогов действительно сидела шапка с горевшим в лучах солнца красным донышком.
У Арама участилось дыхание. Его охватило волнение, какого он не испытывал даже перед медвежьим логовом, когда, ревя и фыркая, косолапый выбирался наружу, чтобы учинить расправу над нарушителем его покоя.
Охотник поднял свой карабин и прицелился, но от волнения он ничего не видел, и в такт неспокойным ударам сердца вздрагивало дуло ружья.
Козел — по-видимому, вожак стаи — стоял на своем сторожевом посту. Его широкие ноздри жадно вдыхали воздух, улавливая незнакомые запахи, а чуткие уши все время склонялись то в ту, то в другую сторону, вслушиваясь в каждый звук, в каждый шорох. Как глава большой семьи, бдительно оберегал он покой и безопасность своих соплеменников.
Вот с вершины горы донесся до козла подозрительный запах. Вожак посмотрел наверх и подал сигнал тревоги: фрут-фрут-фрут!
Козы-матери вздрогнули, окаменели на мгновение и, заметив край черной бурки, в панике ринулись вниз.
Считая свою задачу выполненной, вожак собирался уйти вслед за козами, как у самой его шеи, прожужжав пчелой, пронеслась пуля.
Многоголосым эхом отозвался в горах гром выстрела. Козы исчезли из виду. Слышалось только постепенно затихавшее цоканье их копытцев да шорох сыпавшегося щебня.
Не прошло и нескольких секунд, как они уже были в ущелье и грациозными прыжками
перебежали на склон соседнего кряжа. Впереди, размахивая огромными рогами, мчался вожак, унося с собой тайну загадочной серой шапки.
Когда козы скрылись из глаз, Авдал обернулся к своему спутнику:
- Ну что, Арам-кирво, не была ли это шапка Ашота?
- Глаза затуманило, хорошо не рассмотрел. Пока не добудем козла, не узнаем. Идем.
И Арам с ружьем наготове пошел вслед за козами.
Перебравшись на другую сторону кряжа, они заметили группу вооруженных людей, поднимавшихся снизу им навстречу. Те приветствовали их, размахивая шапками.
Это были местные охотники, а с ними Аршак.
- Опоздал... Бегал в район за подмогой, — словно оправдываясь, сказал он.
Бедняга! Что осталось от него, этого коренастого сильного человека!
- Напрасно вы беспокоились, — самоуверенно сказал Арам. — Я сам изловлю его в Барсовом ущелье.
- Да, мы издали заметили, что козы уходили в ту сторону, — подтвердил один из охотников. — Но, по-твоему, они действительно в Барсово ущелье ушли?
- Да. Здесь шумно, и я напугал их. Они уйдут в такие места, где никто им не помешает. Ведь сейчас пора драк, — пояснил Арам. Он-то хорошо знал все повадки коз.
- Не спеши, Арам, — спокойно прервал его охотник. — Подожди, пока не подойдет и Борода Асатур со своими ребятами. Тогда и решим, как быть. Старик — человек опытный, может, подаст добрый совет.
- Борода Асатур? А какие дела у него в наших краях?
- Ты ему не писал? Нет? Ну, не знаю, откуда он узнал, но этой ночью он был на одной из верхних ферм, звонил мне по телефону, и мы условились...
- Но найдет ли он нас? — взволновался Арам, услышав имя знаменитого охотника.
Борода Асатур! Уж он-то обязательно что-нибудь придумает, подскажет.
- Найдет. Мы договорились встретиться на Орлиной скале.
Разволновавшись еще больше, Арам, не теряя ни минуты, поспешил к Орлиной скале, несмотря на то что следы убегающих коз уходили вправо от этого пути. И вскоре сердце Арама забилось от радости и надежды: на вершине скалы сидел сам дед Асатур. Его огромная овечья папаха четко вырисовывалась на голубом фоне неба, а вокруг старика стояли еще какие-то люди.
Охотники остановились. В воздух взлетели шапки.
Человек в папахе, сидевший на скале, приподнялся, помахал рукой и важно, даже торжественно сошел в ущелье. У него было морщинистое, обожженное солнцем коричневое лицо и совсем молодые, ясные и блестящие глаза. На поясе у деда серебряными ножнами сверкал большой кинжал, а за плечами висело ружье. За стариком бежал его любимый пес Чамбар.
Аршак пошел навстречу гостям и горячо обнял подбежавшего к нему юношу.
- Грикор-джан, и ты пришел?
Грикор, племянник Аршака, был почти ровесником Гагика и очень на него походил — такой же шалун и шутник. Обняв дядю, он прижался к его плечу.
- Мужчинам плакать не подобает, — добродушно упрекнул его старик охотник, запихивая за пазуху свою длинную бороду. — Доброго здоровья, айгедзорцы! — приветствовал он встречающих.

Выслушав рассказ, дед Асатур поцокал языком, покачал головой:
- Вижу, что у твоего Ашота, как и у моего внука, в голове ветер гуляет. Каких только забот он мне не доставил, знал бы ты! Ну ничего, все обошлось. И у тебя все хорошо будет.
- Но шапка на голове козла -как она там оказалась? — задал Арам волнующий его вопрос.
- Да-а, это и на самом деле вроде чуда какого-то — задумчиво пробормотал старик, но сейчас же добавил:- У нас, надо сказать, тоже немало разных чудес было, да все они обманом оказались. На нашей Бешеной горе есть скалы, их Черными называют. Постоянно в них что-то шумело, гудело. Люди говорили, что там самый большой медный котел адовый стоит, бурлит, клокочет- души грешников в нем черти варят. А вот Камо мой со своими товарищами открыл эту тайну. Взорвали скалу — оказалось, под нею подземный поток течет. На озере Гилли у нас века целые кто-то ревел на всю округу. Говорили — водяной, сатана, белый буйвол... Тоже обманом оказалось. Просто сбегал с гор подземный поток и с грохотом вливался в Гилли. Нет, Арам-джан, никаких чудес нет. Мы твоего козла, где бы он ни был, найдем и снимем с него шапку. Неудобно, понимаешь, чтобы козлы шапки носили.
Жизнерадостность и бодрость старика несколько успокоили Арама.
Найдя следы коз, охотники пошли по ним, с трудом пробираясь по узким и скользким тропкам. Земля на склонах, освободившихся из-под снега, была еще мокрой, местами образовалась грязь, поэтому опытному охотнику нетрудно было определить направление, в каком бежали козы. В балках же и на склонах, глядящих на юг, где еще лежал снег, животные оставили отпечатки своих острых копытцев.
То здесь, то там останавливались козы, отдыхали, отрывали из-под снега зеленые всходы, а затем, чувствуя, что их преследуют, снова срывались с места и устремлялись вперед, к неприступным природным крепостям Барсова ущелья.
Охотники преследовали коз до полудня и, дойдя до горного хребта, отделявшего их от Барсова ущелья, в раздумье остановились.
Здесь следы коз, уходившие по ту сторону хребта, появлялись снова на другой тропинке и шли в обратном направлении, спускаясь вниз, к Араратской долине. Следы эти были свежими: в ямках, оставленных копытцами в мягком снегу, стояла талая вода.
Но, может быть, это другая стая?
И охотники занялись подсчетом следов: четыре козы-матери, три козленка, но козел только один. Где же другой? Не ушел ли он по Дьявольской тропе, ведущей в Барсово ущелье? И не был ли это именно тот козел — с ушанкой на голове?
Охотники присели на камни.
- Ну, как по-вашему, это та же стая? — спросил Аршак.
- Да, та же. Должно быть, в Барсовом ущелье встретили врага и повернули назад, — высказал свое предположение Борода Асатур. — Хотя, кто знает... — Немного поразмыслив, он поднялся: — Они сейчас в долине соль лижут, пойдем.
Охотники спустились в долину и повернули вправо, к тому месту, где лежало русло таинственного потока. Здесь по его берегам росла трава — сейчас она была сухая, — а немного в стороне, на обнаженных местах, сверкали на солнце выступившие из земли пятна соли. .Издали они были похожи на росу, которую не сумело осушить бессильное зимнее солнце.
После ночной пастьбы с гор сходят о долину к солончакам муфлоны и козы. Да вот и они!
Несколько животных, низко склонив головы, сосредоточенно и жадно лизали соль. Острый глаз охотника быстро различил возглавляющего стаю козла.
- Эй, Арам! Возьми-ка свои трубки, — сказал дед Асатур. — Не тот ли это козел?
- Тот самый, в шапке! — взволнованно закричал Авдал, обладавший поразительно острым зрением.
- Да, да, — подтвердил Арам, держа у глаз бинокль. — Давайте-ка подумаем, что теперь делать.
Действительно, ведь на открытом месте не подойдешь к таким осторожным и чутким животным.
Дед Асатур повернул голову в одну сторону, в другую и, уловив, откуда дует ветер, изложил свой план:
- Если мы их спугнем, они кинутся кверху, к скалам, в свои убежища. Вот я и загорожу им путь- лягу под тем кустом наверху и буду ждать. А вы обойдите их и спугните. Ясно?
Скрываясь в прибрежных тростниках, охотники прошли параллельно реке Араке и поднялись вверх. Обойдя коз с тыла, они вышли к солончакам.
Почуяв людей, козы мгновенно сгрудились вокруг вожака. Мышцы их ног напряглись. Еще мгновение, и, делая гигантские прыжки, стая унеслась в горы.
Ветер дул от коз к кусту, за которым прятались охотники, и потому не доносил до животных запаха людей — самого угрожающего из знакомых им запахов.
Он спугнул их там, внизу, на солончаках, а впереди они его не чувствовали и потому пугливо оглядывались назад, на покинутые ими опасные места.
Но вот они совсем приблизились к охотникам. Уже ясно видна была полоса черной шерсти, опоясывающая землисто-серый корпус вожака. Грудь у него пестрая, на брюхе белесоватое пятно, а гигантские рога качаются славно два карабина.
Делая легкие прыжки, за вожаком бежали козы, тонконогие, с острыми маленькими рожками, со стройным станом и изящным изгибом шеи.
Когда вожак останавливался и смотрел назад, останавливались и они и, словно по приказу, тоже оглядывались. Каждая мать прикрывала грудью своего маленького.
- Стреляй, Арам, у тебя зоркий глаз, — прошептал старик.
- Нет, я волнуюсь, не попаду. Стреляй ты.
Дед Асатур весь напрягся, весь превратился во внимание, забыл обо всем окружающем. Так бывает всегда, когда охотник готовился к выстрелу.
Когда он поднял ружье, на предательском кусте едва заметно шевельнулся листок. И этого было достаточно для того, чтобы козы остановились и с тревогой посмотрели вперед. Но, прежде чем они почувствовали опасность, из-за кустов грянул гром, мелькнуло пламя, взвился дымок...
Вожак сделал прыжок и тяжело упал на землю.
Козы в панике унеслись в горы.
Не помня себя, Арам подошел к бившемуся в агонии козлу, наклонился, с трудом сорвал с него меховую ушанку и замер. Это была шапка его сына Ашота.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О том, кто был разбойник, ограбивший ребят

Удар был таким неожиданным и тяжелым, что ребята в течение нескольких минут не могли прийти в себя. Никто не мог слова вымолвить. Точно окаменев, стояли они у порога пещеры. А когда наконец оцепенение прошло, первым инстинктивным побуждением их было прикрыть дверь и прижать ее тяжелым бревном.
Сделали они это все сразу, словно по команде, затем, замерев, прислушались. Гагик даже рот прикрыл рукой, чтобы заглушить мучивший его кашель.
Немного успокоившись, ребята окружили еще теплый костер и некоторое время простояли, напрягая слух:
- Не выйти ли нам на разведку? — наконец спросил шепотом Ашот и посмотрел на Асо: на кого же еще мог он рассчитывать в этот страшный час?
- Пойдем. Поищем следы, — согласился Асо.
Они осторожно открыли дверь и оглядели с порога весь видимый отсюда мир — скалистую стену напротив пещеры да растрепанные кусты под нею, — затем, набравшись мужества, вышли.
Высоко подняв копья, ребята сделали несколько шагов вперед и оглянулись. За ними следовало все население пещеры, тоже вооруженное копьями. Вид у ребят был испуганный, и, конечно же, шли они за Ашотом и Асо не затем, чтобы поразить врага, — им просто страшно было оставаться в пещере. Ограбленное жилье уже казалось опасным местом.
Ашот решил, что кого-то надо оставить в пещере, и Шушик с Саркисом вернулись к костру. А Гагик, высоко подняв топор, вышел вперед.
- Нас ограбил человек! — вдруг воскликнул он, указывая на следы, четко видневшиеся на снегу.
И действительно, словно босой человек прошел здесь.
- Приготовить оружие! — то ли «желая подбодрить себя, то ли для того, чтобы напугать врага, совсем, казалось, некстати крикнул Ашот.
Пройдя несколько шагов вперед, он наклонился над следами, внимательно осмотрел их и твердо сказал:'
- Медведь.
Ребята инстинктивно попятились, вернулись к пещере и остановились у дверей,
готовые в любую минуту спрятаться за ними.
- Пьян, наверное, бедняга. Молодое вино бродит в желудке и кружит ему голову — шептал Гагик, а у самого зуб на зуб не попадал. Ох, как холодно! — говорил он дрожа.
Aco понимал, отчего так холодно Гагику, но виду не показывал, щадил. «Эх, — думал он, — не все же люди смелые!..»
- Пойду согреюсь, — сказал Гагик и вернулся в пещеру.
- Что там такое? — вскинулась Шушик.
- Ничего пустяки
- Какие пустяки?
— Да ничего... медведь. Какой-то трусоватый медведь. Приковылял, слопал наши запасы и сбежал.
- Что же вы теперь будете делать?
- Убьем его.
И Гагик, приняв воинственный вид, добавил, взглянув на съежившуюся от страха девочку:
- Не дадим же мы ему переварить украденное!
Он сказал это с таким беззаботным видом, словно речь шла не о диком звере, а о новорожденном ягненке.
- А как же вы убьете медведя? — наивно спросила Шушик.
Как? Да как всегда: дадим топором по башке, и все
В пещеру вошли Ашот и Асо. Они положили в огонь несколько длинных поленьев и присели у костра.
- Из-за тебя мы голодными остались! — поднял голову Саркис. Он, казалось, был не столько испуган, сколько раздражен. — Почему ты никого не оставил в пещере?
- Не ной! — прикрикнул на него Ашот.
Ложное самолюбие не позволило ему признать свою ошибку
- Ты... ты... ты! — продолжал кричать Саркис, совершенно утратив самообладание.
Ребята изумленно переглянулись: «Что с ним такое случилось?»
Ашот с трудом сдерживал себя, руки у него дрожали. Столкновение казалось неизбежным, но он стиснул зубы и смолчал.
- Выйдем, Асо, — позвал он пастушка.
- Пусть потеплеет немного, чего вы торопитесь? — притворно беззаботным тоном сказал Гагик.
- Нет, надо пойти по следам, посмотреть, где он, наш недруг. Не уснул ли где-нибудь. Тогда — топором по голове, и... — Ашот запнулся и не договорил: должно быть, побоялся насмешек Гагика.
Саркис вскочил. Его потухшие было глаза загорелись. Он хотел еще что-то сказать, махнул рукой и снова сел.
Мальчик вообще был в этот день каким-то странным, раздраженным и смотрел на всех мутным, беспокойным
взглядом.
Чем это было вызвано? Страхом или чем-нибудь еще? По распоряжению Ашота, Саркис и Шушик должны были оставаться в пещере, для безопасности прислонив к дверям тяжелые бревна, и поддерживать в костре жаркий огонь.
- А мы пойдем, — сказал он. — Раз медведь выпил столько маджара, он, несомненно, должен быть пьян.
С топором в одной руке, с копьем в другой, он пошел вперед по следам мишки, а Асо и Гагик — за ним.
Выйдя из. «коридора», медведь свернул вправо и пошел вверх, в скалы. В одном месте, среди кустов, он, видимо, валялся. А в нескольких шагах отсюда снова лежал, но уже на снегу. Ашот молча показывал на эти следы товарищам и постукивал себя пальцем по лбу: «У мохнатого тут не все в порядке» — говорил этот жест.
И у мальчика родилась сумасшедшая идея — найти зверя спящим и хватить его топором по башке! Вот это будет дело! Тут уж им ни снег, ни зима не будут страшны — живи себе спокойно до весны!
Эта мысль так захватила Ашота, показалась ему такой реальной, осуществимой, что страх, таившийся в его сердце, сменился понемногу дерзостью. И сейчас, когда слышался какой-нибудь шорох или что-то шевелилось в кустах, он тотчас же возбужденно напрягался -не от боязни, а от родившейся в его сумасбродном воображении жажды уничтожить врага.
- Стоит ли идти за ним? Сколько в нем может быть килограммов? — попытался пошутить Гагик. Он заметно дрожал.
Ашот сердито поглядел на него и жестом дал понять, что надо молчать. Затем, наклонившись к следу на снегу, он расставил руки, показывая, что медведь очень жирный.
«Откуда ты это взял? — тоже жестами спросил Гагик.
«А из того, что ступня у него плоская», — такими же знаками пояснил Ашот.
Он был прав: у жирного медведя и ступня налита жиром и она оставляет на снегу плоский след. У худого ступня вдавлена внутрь, поэтому и на снегу, и на глинистой земле она оставляет только следы пятки и пальцев.
- Ну, раз так, — шепотом сказал Гагик, — пойдем. — Он, однако, скромно посторонился и пропустил товарищей вперед.
Ребята поднялись на верхний склон горы. Но следы медведя говорили, что он перевалил через кряж и ушел куда-то в мир хребтов, закрывавших ущелье с востока.
- Сбежал! — решил Ашот. — Одни наши голоса чего стоят! Разве останется здесь медведь, чуя человека?
Ашот действительно был уверен, что медведь ушел совсем, и отказался от мысли преследовать его, найти и убить спящего. Но все-таки ребята, вернувшись в пещеру, решили прибегнуть к некоторым средствам самозащиты. Прежде всего они задумали вырыть глубокие канавы на обоих концах коридора, ведшего к Пещере отшельника, но почва тут оказалась до того каменистой, что от этой мысли пришлось отказаться. Вместо канав они соорудили в том же коридоре две высокие баррикады из камней. Однако, закончив постройку, ребята сообразили, что для медведя такие загородки не смогут послужить препятствием. Но не разрушать же их. И они решили поставить на вершину каждой по... сторожу.
Идея эта показалась интересной и легко осуществимой. Следовало лишь, чтобы те
ребята, которые чувствуют себя физически сильнее других, временно отказались от своих курточек или пиджаков. Их набили травой, в раскинутые рукава всунули палки, и чучела были водружены на верхушки каменных баррикад. На их головы надели войлочный колпак Асо и шапку Саркиса, и издали действительно могло показаться, что два человека — один в курдском колозе, другой в суконной шапке — бдительно озирают окрестности. Горе тому, кто посмеет приблизиться к пещере, где живут пленники Барсова ущелья!
Темный вечер спустился на ущелье. Грустны были ребята и очень утомлены: сколько камней им пришлось перетаскать! Один только Саркис не участвовал в этом тяжелом и тревожном труде. Он то лежал у очага и тихо стонал, то вскакивал и диким взлядом осматривался вокруг себя.
Что происходило с ним? Этого никто не мог понять.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О том, почему отшельник должен был проложить своими "святыми" ногами еще одну дорожку

Тридцать восьмой день...
Сквозь щели ветхих дверей блеснул свет. Обитатели пещеры проснулись и грустно посмотрели на затухший костер.
Как хорошо было вчера! В одном из углов пещеры еще хранилась целая куча «птенцов» Гагика, в глиняном кувшине бродил ароматный виноградный сок, ожидая, когда его попробуют и с восхищением чмокнут губами.
Всего этого сегодня не было. Не было и гроздей сверкавшего всеми цветами радуги винограда. Новая безжалостная сила неожиданно лишила ребят всего, что было запасено на зиму. Куда теперь идти, что искать? Кажется, в Барсовом ущелье уже были исчерпаны все источники питания. И ребята сидели, повесив головы. Не было даже охоты раздуть огонь в костре, ничего не хотелось делать к зиме.
Всего этого сегодня не было. Не было и гроздей сверкавшего всеми цветами радуги винограда. Новая безжалостная сила неожиданно лишила ребят всего, что было запасено на зиму. Куда теперь идти, что искать? Кажется, в Барсовом ущелье уже были исчерпаны все источники питания. И ребята сидели, повесив головы. Не было даже охоты раздуть огонь в костре, ничего не хотелось делать к зиме.
В одном углу лежала глина, принесенная для постройки печки, в другом — прутья для корзин. Но у входа снова стоял голод, и снова надо было думать о еде.
- Пойдем поищем наших пропавших «курочек», — предложил Гагик.
- А медведь, а барс? — спросила Шушик. Вопрос этот заставил ребят просидеть, запершись в
пещере, еще один день, тяжелый и томительный.
Но у времени есть способность все смягчать, и на утро следующего дня, когда
голод и жажда дали себя почувствовать, Ашот с опаской высунул из пещеры голову. На дворе было светло и холодно. На верхушках баррикад бдительно стояли поставленные ими вчера стражи — пугала. Ашот посмотрел на них и горько улыбнулся.
Затем в сопровождении Асо он вышел из пещеры. С видом опытных, осторожных охотников мальчики осмотрели все вокруг и, не заметив ничего подозрительного, вернулись, чтобы успокоить товарищей.
- Вероятно, ушли, — убежденно сказал Ашот. — Дым костров всех зверей распугает. Пойдем?
- Меня оставьте в покое, — внезапно вспылил Саркис. — Довольно!
Он сел. В сумраке пещеры глаза мальчика неестественно горели, а большая голова, как маятник, качалась на тонкой шее.
- Что случилось? -.удивленно спросил Ашот.
- Ничего. Дай нам спокойно умереть! — И Саркис с такой решительностью вытянулся на своем ложе, что поднять его было бы невозможно.
Гагик постукал себя пальцем по лбу. «В порядке ли у него верхний этаж?» — спрашивал его взгляд.
Ашот в недоумении пожал плечами. Неожиданная перемена в поведении Саркиса заставила его серьезно задуматься: снова ли дает себя знать скверный характер парня или тут скрыто другое?
- Пошли! — снова скомандовал Ашот.
Все поднялись, и только Саркис не сдвинулся с места.
- Оставьте меня в покое! — снова заорал он, хотя никто его и не тревожил.
У выхода Ашот громким, звучным голосом сказал товарищам: — Не бойтесь, не пропадем.
- Ничто вообще не пропадает в природе, — философски отозвался Гагик, но голос его звучал печально. — Самое большее — станем поживой зверей. Не пропадем, конечно, только изменится наш вид.
- Не надо так говорить, — твердо сказал Ашот. — Если мы ляжем и станем ныть — конечно, и зверям можем достаться. Но, если будем действовать, выживем.
Саркис раздраженно кривил лицо и лихорадочно разгребал ветви, на которых лежал. Потом он повернулся на живот, начал царапать ногтями и лизать землю.
- Соли, немного соли! — жалобно взмолился он. Соли? Так вот в чем дело! Соль была их мечтой. За
горсточку соли они отдали бы, кажется, полжизни.
- Потерпи, Саркис, и соль найдем, — попытался успокоить парня Ашот, но и сам не верил своим словам.
- «Потерпи»! — вспыхнул Саркис. — Довольно мне твои христианские проповеди слушать, надоело! Ты во всем виноват! — И, приподнявшись, он устремил на Ашота горящий взор. — Убил ты нас, убил!
Саркис упал на свою лежанку и забился в истерических конвульсиях.
Ашот понурил голову. Ведь и в самом деле он был всему причиной. Но он найдет, он должен найти средство для спасения товарищей.
Спустившись в Виноградный сад, ребята развели здесь костер, стараясь, чтобы он побольше дымил. По-том они занялись поисками винограда. Но снег был глубок, и задача оказалась трудной, а результаты работы — ничтожными. Кое-как откопав несколько кистей, они послали их с Гагиком в пещеру.
Гагик шел, сильно труся. Подбадривая себя, он размахивал пылающей головней, а товарищи помогали ему своими криками, думая напугать ими зверей, если они еще прячутся где-нибудь в ущелье.
Долго пробродив в снегу и промерзнув, Ашот с Асо тоже вернулись в пещеру.
На пороге пещеры они встретили Гагика. У мальчика был растерянный вид.
- Что случилось? -спросил Ашот.
Гагик таинственно подмигнул и кивком головы показал на Саркиса, который, сидя на своей постели, беспрерывно твердил: «Соли, соли!» — и с жадностью поглощал виноград.
Все притихли, стали задумчивыми, раздражительными. У Шушик разболелась голова.
Ашот помнил, что каждый раз, отправляясь на охоту, отец насыпал в фляжку с водой соли. «Соль не дает человеку ослабевать», — говорил он.
И действительно, невыносимая слабость, охватившая ребят, была, конечно, и результатом недостатка соли. Ее запас в организме иссяк.
«От этого, пожалуй, человек и умереть может», — подумал Ашот, но вслух сказал:
- Разве вы не знаете, что во всем, что мы едим, есть соль? И в мясе ушанов, и в шиповнике, и в кореньях.
Он старался поддержать товарищей, по чувствовал, что новая, непредвиденная опасность очень велика и что ей нельзя противопоставить ни отвагу, ни терпение.
Да, они перенесли многое, но недостаток соли — едва ли не самое непреодолимое из бедствий. Организм не мог с этим мириться, что особенно ясно было на примере Саркиса. И проблема соли в тяжелых условиях их жизни вставала перед ребятами во всей своей остроте.
Как быть? Соль — не ягоды, ее не найдешь в кустах. Да и кто из них мог бы сказать, где тут, в Барсовом ущелье, можно найти соль, если и во всей-то Армении нет ни одной соляной копи.
Соль! Все остальное, что до сих пор волновало ребят, — барс, медведь, пища, — все отошло на задний план.
- Ребята, — воскликнул Гагик, стукнув себя по голове, — думали ли вы о том, откуда брал соль дядя отшельник?
- Ну?
- Из соляных копей.
- Где эти копи? — вскочил с места Саркис.
- Где? Под скалами Сами подумайте: где могли возникнуть окружающие нас известняковые скалы? Под морем! Где образуется соль? Тоже в море. Видели вы соляные копи, когда ездили с экскурсией в Нахичевань? Все они рядом с известняковыми горами. Когда море высохло, оно оставило тут и известняк и соль. Нам надо найти эту соль. Найдем и будем лизать ее, как овцы.
- Ну, предположим, что в ущелье есть соль, — сказала Шушик. — А как мы ее найдем?
- А как нашел ее отшельник? Надо искать! И потом: что, по-вашему, пил этот отшельник?
- Топил снег и пил, — сказала Шушик.
- А летом? Летом он, должно быть, где-то находил воду. Пойдем найдем ее. В здешней воде должно быть много соли: ведь во всех наших минеральных источниках есть соль в разных ее видах.
Все поднялись. Раз здесь жил человек, раз сюда приходили козы, значит, где-то, в каком-то уголке ущелья, должна быть вода!
- Еще одна светлая мысль, — приложив палец ко лбу, сказал Гагик: — Если в ущелье есть вода, то отшельник должен был проложить к ней тропинку.
- Браво, вот это действительно светлая мысль! — обрадовался Ашот и хлопнул Гагика по спине. — Ну и голова у тебя! В самом деле: если этот человек прожил тут, ну, скажем, десять лет и каждый день ходил по воду, значит, ходил он по крайней мере три тысячи раз. Столько же раз и назад возвращался. Не ясно ли, что от порога пещеры до воды он должен был проло...
Ашот не договорил. Желание найти соль вспыхнуло в нем с такой силой, что совершенно подавило все другие стремления и чувства — голод, страх.
«Если мы не найдем соли, то завтра-послезавтра такое же сумасшествие грозит и всем нам», — думал Ашот, глядя на помутневшие глаза Саркиса.
Он решительно поднялся с места. Поднялись и Асо с Гагиком.
Когда ребята прошли через Южную баррикаду, как они называли груду камней, сложенную у входа в коридор, Ашот остановился и стал внимательно вглядываться в дорожку, ведшую к винограднику. Он заметил здесь ответвлявшуюся от нее и уходившую вправо, куда-то вниз, узенькую тропку.
- Смотри, Гагик! Это и есть дорожка к роднику, о котором ты говорил, — сказал он и, погрозив головешкой невидимому медведю, пошел по этой едва заметной тропе.
Товарищи, подняв ужасный шум, последовали за ним.
Тропинка, пролегавшая среди камней и кустов, спускалась вниз и, сворачивая вправо, вела к одной из скал, закрывавших Барсово ущелье с запада. Эта рыжая скала образовала здесь колено, которое все время скрывало от наших ребят тог тайный угол ущелья, куда когда-то ежедневно заглядывал отшельник. И, когда они с опаской, потому что слева от тропинки была та самая пропасть, куда скатывался поток, выбегавший из ущелья, обошли выступ скалы, перед ними открылся до сих пор неведомый им овраг. На дне его серебряной ленточкой блеснула вода.
- Родник, родник! — в восторге воскликнул Гагик и побежал вперед.
Радостно кинулись вслед за ним Ашот и Асо.
Однако очень странным был этот родник. Он вытекал из пещеры и тут же снова уходил в расщелину скалы. Вода вливалась в своеобразную кривую «ванну», края которой обросли желтовато-белыми сосульками.
- Соль! — вскричал Ашот.
Считают, что соль не пахнет, но, как ни странно, еще не дойдя до родника, ребята почувствовали ее одуряющий запах. Так чувствуют его козы, всегда испытывающие потребность в соли.
Три друга с трех сторон окружили родник и, опустившись на колени, начали лихорадочно лизать его покрытые солью берега... Они горстями зачерпывали из родника воду, пили ее, и, чем больше пили, тем больше разгоралась в них неутолимая жажда соли:
- Довольно! — наконец оторвался от родника Ашот. Он боялся, что такое количество соли может погубить товарищей, не видевших ее целый месяц.
Ребята отошли от родника и, умышленно повернувшись к нему спиной, сели на камни. Однако они и так чувствовали его манящую силу. Каждым нервом, каждой клеткой своего организма мальчики ощущали оздоровляющее действие этого живительного вещества- соли.
Долго сидели они так, и мало-помалу их начало охватывать чувство удовлетворения. Так бывает и с людьми, долго страдавшими от жажды. Пьют-пьют, и кажется им, что никогда не напьются! Но вот прошло какое-то время, и больше их не тянет к воде.
- Ну, теперь надо подумать о Шушик и Саркисе, — сказал Ашот.
- Я отнесу, — вызвался Асо.
Гагик тоже открыл было рот, но, подумав о медведе, ничего не сказал. В нем снова поднялась внутренняя борьба. Мысленно упрекнув себя в слабоволии, он решительно поднялся с места, отломал большую соляную сосульку и... зашагал с нею по направлению к пещере.
Ашот и Асо обменялись взглядами.
- Ты много взял, оставь половину! — крикнул Ашот.
Гагик молча подчинился. Он слышал, что долго голодавшим людям не дают сразу много есть. То же, вероятно, относится и к соли. Но не придет ли в пещеру медведь?
Мальчик невольно оглянулся. Товарищей не видно. Ужас! Впрочем, хорошо, что их нет, — не увидят, как он боится. Но разве он боится? Нет! Он ведь не Саркис, сын Паруйра.
Так, сам себя подбадривая, Гагик осторожно шел вперед, пробираясь среди кустов.
И вдруг его остановил какой-то шорох. Сердце бурно застучало.
Он сделал еще несколько шагов вперед и снова услышал шорох. В висках застучало, холодный пот выступил на лбу, ноги не слушались. Возмущенный собственной трусостью, Гагик заставил себя продолжать путь и мало-помалу добрался до лестницы. Тут он обернулся, погрозил кому-то кулаком и твердой поступью уверенного в своих силах мужчины поднялся наверх.
Сердце его было полно радости. Сегодня он один-одинешенек бродил по местам, «кишмя кишащими медведями и барсами». Мать, если услышит, не поверит, не поверят и товарищи а селах. Ах, если бы они были здесь!
- Слышишь, Саркис, я тебе соль принес! -еще с порога крикнул Гагик.
- Соль!.. Соль! — раздались сразу два возгласа — один резкий, мальчишеский, другой тонкий, жалобный.
И не успел Гагик поведать о своем полном опасностей путешествии, как кусок соли был выхвачен из его рук. Сидя у огня, Шушик лизала доставшийся ей обломок, и Саркис, держа свой кусок в руках, подпрыгивал и не переставая выкрикивал:
- Соль, соль, соль!


ГЛАВА ПЯТАЯ
О том, что рассказала следы больших и малых копыт

После ухода Гагика Ашот и Асо довольно долго просидели у родника, чувствуя, как постепенно успокаиваются их возбужденные нервы. Теперь, когда и воды и соли у них было достаточно и той ужасной опасности, которая до последней минуты им угрожала, больше не существовало, снова вставал вопрос о питании. И, словно мания, начала преследовать ребят мысль об убийстве медведя.
Отчаяние могло бы снова охватить их, если бы непредвиденный случай не подлил масла в уже угасавший светильник их надежд.
Это произошло совершенно неожиданно.
Асо заметил красневшие на кустах на вершине скалы какие-то ягоды. Он не сказал о них Ашоту. «Зачем? Пусть себе посидит, отдохнет в этом теплом углу, а я пойду принесу», — решил он и поднялся к кустам. Но вместо того чтобы набрать ягод, вдруг опрометью бросился обратно.
- Что случилось? — удивленно поднял на него глаза Ашот.
Вместо ответа Асо достал из-за пазухи клочок каких-то волос и протянул Ашоту.
- Что это?
- Шерсть.
- И что же?
- Ничего, кроме того, что я нашел шерсть. Это — темная, а вот и белая.
Ашот в недоумении пожал плечами, но потом, что-то сообразив, спросил: -- Где ты ее нашел? — Там, наверху, в кустах.
- Странно... Не приходило же сюда колхозное стадо?
- Разве сюда могут прийти овцы?
Это было настоящей загадкой. Как ни крути, а получается, что где-то здесь, поблизости, есть домашние овцы. Именно домашние, потому что у диких совсем не такая шерсть.
Мальчики так обрадовались, что не знали, то ли бежать домой и сообщить товарищам радостную новость, то ли сейчас же пойти по следам овец. Ведь если они найдут их — вопрос о продовольствии разрешится сразу и тяжелая мысль о голодной смерти сама собой отпадет.
Придя к такому заключению, мальчики почувствовали желание немедленно же, не теряя ни минуты, разыскать этих животных. Но где?
Ашот сейчас же приступил к делу:
- Где ты нашел эту шерсть? На тех кустах? Ну, пошли!
- Нет, нет, ты послушай, что я придумал, — сказал Асо. — Если, в этих местах есть
хоть одна овца, она обязательно должна приходить к роднику, к воде. Посмотрим, нет ли там следов.
Вокруг родника почва была каменистой, и никаких следов не оставалось. Отойдя несколько в сторону, ребята начали осматривать местность. К роднику спускался утесистый кряж, позади которого была балка. В ней еще лежал снег.
По мере того, как ребята поднимались по ней вверх, она становилась уже и переходила в ущелье. Вот на дне этого узенького ущельица ребята и нашли тропинку, протоптанную в снегу животными, спускавшимися к воде.
Склонившись над следами, Асо внимательно изучал их.
- Трое, — сказал он. — Большая овца, ягненок и молодой баран.
- Ты уверен в этом?
Асо с упреком посмотрел на Ашота: «Да чтобы я следов овец не знал?»
Действительно, опытному пастуху нетрудно по следам копыт определить, какие здесь были животные, сколько, их примерный возраст и даже размер.
- А не сожрал ли их уже медведь, твоих овец?. — спросил Ашот.
- Когда? Ведь медведь только что забрел сюда. Приди он раньше, мы давно бы его заметили. А следы овец свежие. Вот, погляди: утром сошли к воде, попили и ушли назад. Должно быть, и они, вроде диких, живут в каких-то малодоступных местах.
- Конечно, иначе бы им не уцелеть. Идем, Асо, я горю от нетерпения. Надо же узнать, что это за овцы.
И, воодушевленные своим открытием, они начали карабкаться вверх по склону, к неведомому убежищу животных, оставивших на снегу следы своих копыт.



ГЛАВА ШЕСТАЯ
О том, куда привели ребят следы овец
Судя по следам, овцы иногда останавливались, срывали с кустов сухие листья, разрывали копытцами снег, на колючках кустарников они и оставляли клочья своей шерсти.
Овцы обычно не могут забираться высоко: возвышенные места — стихия коз. Но сейчас следы овец вели вверх, и идти становилась трудно. Было очевидно, что животные эти одичали и уже усвоили привычки своих родившихся в горах родичей, свойственную им осторожность.
Чем выше ребята поднимались, тем шире открывался перед ними горизонт. Тяжело дыша, мокрые от испарины, вскарабкались они наверх и вышли из ущельица, несколько ниже середины правого крыла гор.
Здесь следы овец пропадали — на каменистой почве их не было видно.
Ашот растерялся.
— Вернемся, — предложил он.
Асо лишь снисходительно улыбнулся.
— Куда нам идти? Ведь тропинки нет, — доказывал Ашот.
— Есть, — продолжая улыбаться, сказал Асо. — Только ее не видно. Глаза твои не привыкли. Иди за мной.
Пастушку было ясно, что тропинки не может не быть, если овцы каждый день ходили к роднику и возвращались в свой «хлев», и потому он уверенно шел вперед, но теперь уже не по следам копыт, а по встречающемуся кое-где помету. Но — удивительное дело! — приметы эти вели не к черневшим невдалеке входам в пещеры, а выше — к вершинам гребня.
Как ни тяжело было ребятам, но отказаться от своей затеи они уже не могли и вскоре стояли на одном из самых высоких горных гребней. Отсюда были видны бесчисленные отроги гор Малого Кавказа, нисходящие к Араксу, и занесенная снегом турецкая часть Араратской долины со сверкающими над нею вершинами Арарата.
Сколько свободы, сколько простора вокруг! А они?
У Ашота сжалось сердце, на глаза набежали слезы. Когда же, когда и они выйдут в этот широкий мир? И выйдут ли вообще?
— Ну, идем, идем, — торопил Асо. — Ветер становится сильнее.
— Пойдем-то пойдем, но ведь в этих скалах: нет прохода, иначе отец знал бы о нем, — вслух, но словно сам с собой размышлял Ашот.
— Есть проход! Эта дорожка уже выводит нас из ущелья, погляди: — взволнованный своей догадкой, сказал Асо.
Придерживаясь за выступы скалы, он продолжал идти по узенькой тропке, обвившей склон, — в сущности, просто по глубокой трещине в горе. Животные шли здесь, наверное, легко, да и то цепляясь боками за камни, оставляя клочки шерсти. А ребятам было очень трудно. Но в трудностях ли дело, если есть надежда, что тропа может вывести их из ущелья!
Наконец они дошли до седловины. Барсово ущелье осталось позади.
Мальчики остановились как вкопанные. От волнения они даже лишились дара слова и жадным взглядом окидывали этот новый для них мир. Неужели и вправду они нашли дорогу, которая выведет их на «белый свет»?!
Но вскоре им пришлось жестоко разочароваться. Тропа привела их вовсе не к выходу из Барсова ущелья, а к другому, маленькому, со всех сторон закрытому ущелью. Сверху оно было все на виду, и искать выхода из него было пустым делом.
Сзади и с боков ущелье было окружено рыжими скалами, а спереди обрывалось пропастью — совсем так же, как и Барсово ущелье. А скалы, отвесные и даже наклоненные вперед, казались совсем недоступными. Ни одной тропки! Нет, отсюда никак не выйдешь.
Настроение у ребят упало. От недавно охватившего их воодушевления не осталось и следа. Сидя на камнях, они испытывали сейчас, вероятно, то же, что испытывает в пустыне путник, который, истомившись по воде, спешит к оазису и убеждается, что это был мираж.
Однако было в судьбе наших ребят и кое-что утешительное. В этом ущельице жили три овцы! А ведь мальчики не забыли еще те дни, когда вшестером с Бойнахом «садились за стол» и ели зорянку — птичку, которая чуть побольше воробья.
Найти бы этих овец, и тогда можно считать себя наполовину спасенными.
И оптимизм, покинувший было ребят, вновь вернулся к ним. Обнадеженные, они вошли в ущелье.
Ущелье было гораздо меньше, но красивее Барсова. Над лужками, поросшими высокой травой и реденькими кустарниками, с трех сторон нависли каменные стены. Кое-где чернели отверстия — входы в пещеры. Какие прекрасные пастбища! Какие замечательные укрытия! Неплохое же место выбрали для своего убежища овцы, Не так уж они глупы, как считают люди.
Теперь ребятам было понятно, как могут эти животные существовать в условиях суровой, полной опасностей природы.
На южных склонах, защищенных от буйных ветров, скалы так сильно отражали солнечные лучи, что снег здесь не залеживался. Это было замечательное зимнее пастбище!
По тропинке, скользившей по карнизу горы, ребята осторожно спустились вниз. Все говорило о том, что овцы живут здесь: и объеденная, местами примятая сухая трава и встречавшийся на каждом шагу помет.
Асо быстро определил, где приблизительно могут находиться овцы. Он шел впереди, Ашот — за ним: их роли переменились.
Мальчики пересекли лощину с пышной, доходившей им чуть не до плеч травой и на другом конце ее нашли вытоптанную овцами тропку. Она-то уж несомненно должна была привести к убежищу животных. И действительно, скоро ребята стояли у пещеры с круглым узким входом, из которого на них словно хлевом пахнуло.
Нерешительно потоптавшись, Ашот и Асо набрались наконец храбрости и вошли внутрь. Здесь царил сумрак и было пусто — ни одного живого существа. Пещера была глубокой, но низкой, и в дальнем конце ее виднелся выступ, прикрывавший круглую нишу. В этой нише, защищенной от холодного воздуха, тоже было пусто. Однако толстый слой помета на ее полу говорил о том, что тут-то овцы и ночуют.
— Теперь ясно, — сказал Асо.
— Что — ясно?
— Что курдюки на месте.
Белые зубы Ашота блеснули в полутьме:
— А куда им деваться?
— Куда? Ведь если зимой овцы остаются на морозе, у них может отмерзнуть курдюк. А в такой пещере и с человеком ничего не станется.
Они вышли на воздух и, щуря глаза, начали осматривать местность.
— Куда же все-таки могли деться овцы?
— Где-нибудь в траве прячутся, — предположил Асо. — Иди-ка сюда.
Они поднялись на высокий конусообразный выступ скалы. Весь луг был у них как на ладони.
— Вон, вон, погляди, как они там устроились! — горячо зашептал Асо, разглядев расположившихся в чертополохе, несколько ниже тропинки, овец.
Можно было и не обладая острым зрением разглядеть бурую спину овцы, четко выделявшуюся на желтом фоне травы. Рядом стояли две белые овцы — одна с кривыми рожками, другая безрогая, с маленькой головкой.
Животные несомненно заметили ребят и, подобно своим диким родичам, замерли на своих местах, инстинктивно рассчитывая, что так их не увидят. Но вот им стало ясно, что на них смотрят, и, шлепая жирными хвостами — курдюками, они кинулись влево, к единственному выходу из ущелья.
Значит, Асо еще там, у родника, правильно все определил. Действительно, тут была одна большая овца, семи-восьмимесячная овечка и молодой баран.
— Ох, да ведь это наша Чернуха! Чернуха, Чернуха! Гыди, гыди, гыди, Чернуха! — вдруг закричал пастушок.
И бежавшая позади всех бурая овца, услышав свое полузабытое имя, остановилась, оглянулась и жалобно заблеяла. Остановился и молодой баран, но — вдалеке, посреди каменистой тропинки, так, чтобы при необходимости пуститься наутек. А овечка несколькими легкими прыжками перескочила через ребро горы, отделявшую Овчарню от Барсова ущелья, и оттуда снова показала свою маленькую головку. Казалось, она удивлена поведением матери, которая не убегает от этих страшных двуногих существ.
Чернуха пошла к своим детям — не побежала, а именно пошла, медленно и спокойно.
— Что это за Чернуха? — недоумевал Ашот.
Он был очень взволнован: три овцы! Да ведь это спасение! Теперь они наверняка не погибнут от голода.
— Чернуха — это овца с нашей фермы. В прошлом году, в апреле, когда мы вели овец с муганских зимовий, она отбилась, а с нею и четырехмесячный ягненок. Когда овец гонят с равнин в горы, ягнят от матерей не отделяют. Мы с отцом взяли собак и пошли на поиски. Искали, искали — так и не нашли. Это было странно. Ведь если бы волк съел, хоть косточки остались бы... А она, оказывается, вот где! Кому бы в голову пришло искать ее тут! Брру, брру, гыди, гыди! — снова звал пастушок овцу и издавал такие звуки, от которых у непривычного человека мороз бы побежал по коже.
Но Чернухе эти звуки были знакомы, она истосковалась по ним, и, может быть, они вызывали в ее затуманенном мозгу сладкие воспоминания о веселой сумятице, царившей на ферме, о тысячах подруг, вместе с которыми она так спокойно, безмятежно паслась на горных лугах.
— Хорошо, но как же она попала сюда? И откуда же у нее снова появился детеныш? — спрашивал Ашот.
Пастушок только улыбнулся, таким наивным показался ему сейчас его «ученый» друг.
— Я расскажу тебе, как это произошло... Вероятно, когда Чернуха отстала от своих, она встретилась с дикими козами, не разобралась и пустилась вслед за ними. Овцы, сам ведь знаешь, глупы, случается — и за волком припустятся. Ну, а те бежали в Барсово ущелье. Пожила она с ними на богатых хлебах, попаслась вволюшку, а к зиме так одичала, что уже могла и сама о себе позаботиться.
— Молодец, Асо! — одобрил Ашот рассказ пастушка. — Сегодня вечером ты расскажешь обо всем этом ребятам.
Асо смущенно улыбнулся и переменил тему разговора.
— Вот удивятся-то на ферме, когда мы приведем обратно Чернуху, да еще с двумя детьми!
— Зачем мы их приведем? Что же мы есть будем?
Асо долго не отвечал.
— Нет, у меня рука не поднимется, — наконец сказал он.
— Что ж, ты не убьешь — я убью.
— И ты не сделаешь этого, — тихо сказал Асо.
— Почему?
— Разве не видишь? Ведь у нее не сегодня-завтра еще детеныш будет. Посмотри, она метет брюхом землю, едва ходит.
— Значит, и ягненок у нас будет?
Ашот так обрадовался, что, кажется, запрыгал бы, если бы не считал, что это несолидно.
«Хорошо, — думал он. — Чернуху оставим пока в покое — до тугих времен, а тех двух нам хватит на месяц. Молоко же...»
Он обрадовано делал в уме подсчеты и нетерпеливо ждал, к каким же способам прибегнет пастушок Асо, чтобы заполучить в руки такую замечательную добычу.
А пастушок медленно шел впереди и, издавая языком звуки, понятные одним только овцам, убеждал Чернуху не бояться, не уходить от него. Но овца-мать больше и не пыталась скрыться. Она шла медленно, неуверенно. Звуки, которыми зазывал ее Асо, взволновали Чернуху. Что ей делать теперь? Подчиниться приказам своего старого хозяина или идти к детям?
И все же инстинкт матери одержал верх. Чернуха решительно пошла вперед, и теперь уже никакие призывы Асо на нее не действовали.
Тогда пастушок решил прибегнуть к более сильному средству. Он сел на камень и, вынув из-за пояса свирель, заиграл волшебную пастушью мелодию — ту самую, которая заставляет останавливаться и замирать на месте целые стада. «Чабан-баяти» называют в горах эту нежную песню пастуха.
Свирель Асо запела, да так, что прослезились бы и камни, будь у них сердце.

Аи, овечки мои черно-бурые,
Осиротевшее стадо мое...

Чернуха снова остановилась и жалобно заблеяла. Сделав несколько шагов назад, к Асо, она опять остановилась, а пастушок, продолжая играть, медленно двинулся ей навстречу. Заметив это, Чернуха вздрогнула, отпрянула и заторопилась к своим детенышам.
— Что же нам делать, Асо? — разволновался Ашот. — Ведь у нас нет другой дороги. Если мы уйдем по той же тропинке, по которой пришли, овцы сбегут в Барсово ущелье, а там опасно. Кто знает, что может случиться там с ними.
Ребята растерялись. Но за время, что они стояли, раздумывая, что же предпринять, вдруг появились два огромных орла и обрушились на овец, собираясь похитить ягненка. Баран и овечка стремглав кинулись назад.
Здесь, наткнувшись на ребят, они свернули и сторону и сбежали вниз, в ущелье. За ними поспешила и бурая овца,
— А если звери почуют их запах, придут ночью и съедят? Что делать? — с мольбой в голосе спросил Асо.
— Что?:. Что? — смущенно пробормотал Ашот. — A вот что, — быстро нашелся он: — разведем в самом узком месте тропинки огонь.
Ребята побежали домой за огнем, и Асо уговорил Ашота остаться в пещере.
— Я сам разожгу костер. Ты не ходи, отдыхай! — сказал он мягко, но настойчиво.
Вторичное путешествие было для пастушка тяжелым, зато яркое пламя вспыхнуло у входа в ущелье, где скрылась Чернуха.
Огонь очень обеспокоил и молодого барана и его сестренку, но на Чернуху он произвел совсем другое впечатление. Ночные костры пастухов издавна были близки ее сердцу. Она уже почти не боялась мальчика.

Но как же случилось, что барс, прожив несколько недель невдалеке от овец, не тронул их?
Кто знает! В природе, в виде исключения, бывают и такие случаи.
В Средней Азии, например, охотники нашли в развалинах утку-пеганку, жившую со всем своим потомством в лисьей норе, рядом с хозяйкой. Странное соседство! Однако здесь, видимо, было иное. Голодный барс, вероятно, просто не встречал их. Ведь Овчарня отделена от Барсова ущелья горной стеной, и, судя по всему, стены этой барс не переходил.
Правда, овцы сами каждый день приходили из-за этой стены в Барсово ущелье на водопой, но между ущельем, по которому они поднимались, и Барсовым ущельем лежал длинный кряж. Значит, путь их пролегал по впадине и барс вполне мог не заметить их.
Кроме того, хищные звери из семейства кошек, в частности барсы, обладают плохим обонянием. По-видимому, барс не почуял овец. Есть у них еще и обыкновение днем спать в своих убежищах. На охоту они выходят только ночью. Овцы же наоборот. В силу прежних навыков, приобретенных в содружестве с человеком.
Вечерами они забираются в свой «хлев» и дремлют там до рассвета. На заре, когда барс скрывается в своем логове, овцы выходят на пастьбу. Это, конечно, тоже помогло им избежать неприятной встречи.
И, наконец, как это ни покажется удивительным, барс мог не тронуть овец, даже встретив их. Да! да! Одно дело, если бы ему удалось подстеречь одичавших овец из своей засады, когда они пасутся или пьют воду, и совсем другое — гнаться за ними. Нет, даже Чернуху — и ту он мог бы не догнать а тем более ее ягнят, от рождения усвоивших повадки горных баранов.
Почему? Ведь известно, что барс может делать пяти-шестиметровые прыжки. Да, прыгает он отлично, но бегает плохо. Звери кошачьей породы — лев, тигр, барс, рысь, да и сама-то кошка — слабые бегуны. Не напрасно говорят в народе: «Не долог бег кошачий — от дома да к овину».
...Про льва говорят, что он великодушен. Бросится на намеченную жертву и если промахнется, то больше ее не преследует — «дарует жизнь». Ну какое уж тут великодушие! Ведь поймай он любое животное — немедленно разорвет и сожрет. Но если один-два прыжка ему приходится делать впустую, он, да и сородичи его — тигр и барс — попросту устают и «разочаровываются». Они ложатся на землю, жадно смотрят вслед ускользающей добыче и озлобленно бьют хвостами.
Вот и барс с течением веков привык совершать свои нападения из засады, а не бегать за добычей. Да и трудно ему: ведь у него нет таких крепких «башмаков, как у Чернухи. Барс бос, подошвы его лап мягки, ничем не защищены. Ему ли носиться по острым каменистым склонам ущелья?
А это еще одна причина того, что, живя рядом со страшным соседом, овцы остались целы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О том, что еще произошло в тот богатый событиями день
Вчерашний день был богат большими неприятностями, зато сегодняшний приготовил ребятам такие подарки, что все огорчения, причиненные им грабителем медведем, вскоре почти забылись.
Основной их заботой стала теперь поимка одичавших овец.
— Ну и счастье же нам привалило — шашлыки сами, своими ножками, к нам пришли! — вело потирал руки Гагик, нетерпеливо ожидая того счастливого часа, когда находящийся под его ведением «склад» вновь пополнится продуктами.
— А куда убежал Асо? Куда он понес огонь? Почему ушел один? — волновалась Шушик.
Ашот лукаво улыбнулся:
— Асо понес огонь в хлев, нашим овцам. Он теперь будет пастухом нашей фермы.
— Никакой я фермы-мермы не знаю! Поймаем и зарежем, — запротестовал Гагик.
Все с нетерпением ожидали возвращения пастушка — только он и мог придумать, как поймать овец.
Наконец он вернулся. Лицо его сияло, черные глаза искрились.
— Если звери и водятся в ущелье, то туда, к Чернухе, они не пройдут. Вон, поглядите, — показал довольный своей работой Асо на верхушку скалы.
Там вился дым разложенного им костра.
— Ну, теперь, когда твои овцы, должно быть, успокоились, не попробовать ли нам поймать их? — спросил Ашот.
Асо улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — так не годится. Их надо сначала приучить верить тебе, не бояться человека. А для этого нужно время.
У Ашота и Гагика настроение сразу упало.
— А я-то надеялся сегодня вечером хаш из рожек и ножек сварить! — сознался Гагик. — Эх, Асо, разве голодному человеку читают проповеди о терпении?
Но что поделаешь! Если это необходимо — придется потерпеть, была бы только надежда поймать овец.
— Давайте, пока попробуем козу убить, — предложил Ашот. — Во время свадеб козы становятся неосторожными.
— Все равно не подпустят, — осмелился возразить Асо. Уж кто-кто, а он не раз был свидетелем этих свадеб. — Если мы и найдем коз, — добавил он, — то разве только в глубоких пещерах, где они прячутся днем.
— Да! А если застать их в пещерах, тогда они наши, — самоуверенно заявил Ашот и поднялся.
Ребята вышли из пещеры, а за ними — Шушик и Саркис. — Они сказали, что хотят поискать ягод.
— Ашот, ты только кидай копье так, чтобы в глаз не попасть: ослепнет, — серьезным тоном сказал Гагик.
— Кто? — поднял брови Ашот.
— Да коза же! И зачем ты наверх карабкаешься? Разве не знаешь, что вниз идти легче?
Да, спускаться было гораздо легче, Ашот это знал, но он знал также и то, что коз можно найти только в расщелинах скал и пещерах, находящихся на верхних склонах.
— Ашот, я боюсь: а вдруг медведь лежит там, за камнями? — шепотом сказала Шушик.
От этого ли предупреждения или оттого, что они вспомнили, что идут по свежим следам медведя, ребята, посерьезнели, а Ашот скомандовал соблюдать осторожность.
Поднявшись на вершину скалы над Пещерой отшельника, ребята легли на высохшую землю и, неслышно передвигаясь, доползли до места, откуда хорошо были видны и нижняя часть Барсова ущелья, где находился Виноградный сад, и восточные гребни хребта, где проходила Дьявольская тропа.
Необходимо было хорошо осмотреть с вершины все вокруг и только после этого идти вперед. Кто знает — вдруг и покажется зверь! Но совершенно неожиданно они увидели отсюда не зверя, а тех животных, для которых приготовили свои копья. С противоположного кряжа доносились четкие, сухие звуки. Там сражались, сшибаясь рогами, козлы, а в стороне от них паслись козы.
Асо, у которого было очень острое зрение, в тревоге потянул Ашота за полу:
— Шапка твоя!
Козлы то отступали, то снова бешено нападали друг на друга. Третий стоял в стороне и, казалось, наблюдал за дракой. И у этого козла болталась на рогах шапка Ашота.
Ашот, улыбаясь, покачал головой. Для кого ее сшили, эту шапку, и кто ее носит!
Ребята не шевелясь наблюдали за дракой козлов, и каждый из них страстно желал, чтобы один из противников был сокрушен и пал с разбитой головой. Но природа наградила этих животных такими чугунными головами, что они прекрасно выдерживали жестокие сражения, повторявшиеся каждую осень. Как ни сильны были удары, ни один из соперников не пострадал в бою.
Правду говорил охотник Арам, что Барсово ущелье — надежное место для козлов: никто их тут не тревожит. В недоступных людям расщелинах гор, в пещерах и гротах выводят и прячут козы своих чудесных козлят.
Но даже и в этих как будто бы недосягаемых местах идет безмолвная, страшная борьба за жизнь. И более сильный проникает сюда для того, чтобы уничтожить и пожрать того, кто слабее.
Вот и сейчас, когда козлы в пылу вражды сшибались головами, опасность неслышно проскользнула в Барсово ущелье и нависла над ними. На одном из верхних карнизов горы сверкнула на солнце пестрая спина гигантской кошки, блеснули белые клыки. Выбросив вперед тяжелые, с острыми когтями лапы, барс камнем упал на козлов, забывших обо всем на свете.
Козы в панике кинулись к выходу из ущелья, за ними козел с шапкой на рогах. Один, сбитый с ног барсом, упал.
Не выдержав этого, зрелища, Шушик слабо вскрикнула и попятилась. Саркис позеленел. Он хотел закричать, но Ашот мгновенно прикрыл ему рот рукой, потянул назад и заставил спрятаться за обломком скалы.
— Сиди тут, и ни звука! — сердито зашипел он, по опыту зная, что угрозы мгновенно обуздывают слабовольных и трусливых людей.
Тяжело дыша, Ашот вернулся, отвел в сторону Шушик и присоединился к товарищам.
Прижавшись к земле, втроем они наблюдали за разыгравшейся драмой.
Свалив козла, барс вонзил в горло животного острые клыки и, урча и тревожно ударяя о землю, длинным хвостом, пожирал его.
Спрятав головы за кустом, ребята наблюдали за трапезой хищника, втайне надеясь, что, насытившись, барc оставит и им часть своей добычи.
Напрасны были предосторожности ребят. Барс давно заметил их. Не глядя, он чувствовал присутствие людей, ощущал их запах, слышал шепот. Однако барс принадлежит к тем редким зверям, которые ни во что не ставят своих соперников. Изредка хищник искоса поглядывал на куст, за которым прятались ребята.
Гагик не мог оторвать глаз от челюстей барса, а в мечтах уже жарил шашлык из печени козла. Однако он ошибся в своих расчетах. И барс, и волк, и многие другие хищники прежде всего пожирают печень и сердце своей жертвы.
Но вот наконец зверь наелся, лениво поднялся и, облизывая усы, направился к одной, из складок гор — должно быть, в какую-нибудь пещеру, где после сытной еды он мог спокойно поспать.
Пораженные страхом, ребята замерли за кустами, никто не осмеливался шелохнуться.
День опять выдался теплый. Быстро таял снег, в который раз обнажая южные склоны. Ребята лежали на разогревшейся земле и, разморенные горячими солнечными лучами, могли бы, пожалуй, задремать, но только что пережитый страх мешал им, будоражил нервы.
Да и не только страх. Пожалуй, не меньше волновала их и добыча барса, лежавшая совсем рядом. Вот тебе и счастье! Они вышли на поиски коз без какой-либо надежды найти их, и вот перед ними — огромный козел! И всего в каких-нибудь двухстах шагах от их жилья!
Поди-ка, убеди теперь суеверного Асо, что никакой судьбы не существует, что все явления объяснимы и связаны между собой. Пастушок сошлется на пастуха-отца и скажет, что бывают дни злополучные и дни счастливые.
Долго лежали ребята за кустами, не говоря ни слова.
Наконец Гагик прошептал на ухо Асо:
— А ну, подними-ка голову, погляди: козел на месте или барс унес его? Погляди, не бойся! Я ведь с тобой.
Асо приподнялся и посмотрел:
— Да, на месте... Ой, Ашот, орел прилетел, хочет сожрать... Кш, кш!
Ассо бросил камень, и орел неохотно, медленно поднялся на вершину утеса.
— Не пойти ли нам за остатками козла? — расхрабрился Гагик.
Растерзанный козел, лежавший так близко, не давал ребятам покоя. Но Ашот опасался возвращения барса и потому колебался.
— А может, фаланг — как волк? — спросил Асо. — Волк, когда насытится, заляжет где-нибудь и спит.
Ашот молчал. Он и так уже считал себя причиной многих бед и опасался, как бы по его вине не случилась новая.
Постепенно все осмелели и заговорили громче.
— Как хочешь, Ашот, а козла мы должны взять именно сейчас, — заявил Гагик. — Пойдите принесите, пока орлы не растащили, а остальное предоставьте мне.
Шушик не совсем еще оправилась от страха, но, услышав слова Гагика, не смогла не фыркнуть: она-то знала, что значит на его языке «остальное»!
Но, вероятно, так и не решились бы ребята подойти к туше козла, если бы Асо не вспомнил сейчас недавние слова Шушик. «Я так соскучилась по мясу, — по-детски просто сказала она, — а вы кормите меня этими отвратительными мышами».
Не говоря ни слова, пастушок встал. Взял свое копье и Ашот. Оба мальчика были серьезны, молчаливы — так всегда бывает в момент наибольшей опасности.
А Гагик, стараясь прогнать страх, наоборот, чувствовал потребность говорить.
Заметив трусливость Гагика, Ашот решил осторожно вывести его из неловкого положения. Он знал, что Гагику, как бы он ни боялся, самолюбие не позволит отстать от товарищей. Но нужно ли это?
— Ты, Гагик, иди в пещеру, — сказал он. — Раздуйте там огонь, приготовьте посуду и шампуры А когда мы придем, будем обед готовить. Ну? Что ты застыл?
— Но как же без меня? — взволновался Гагик.
— Как-нибудь управимся, — улыбнулся Ашот.
И Гагик охотнее, чем когда-либо, подчинился Ашоту.
Ашот и Асо поднялись на выступ, где только что пировал барс. Зверь пожрал печень, сердце и ляжки своей жертвы, а остальным, видимо, собирался поужинать.
Асо ухватился было за рога и потянул тушу животного вниз, но Ашот остановил его.
— Нельзя! Барс за нами по следу придет, — шепнул он.
И, взяв топор, он отсек обведенные хищником части, а нетронутые — голову, грудь и лопатки — взвалил себе на плечи. Потом он знаками показал Асо, чтобы тот заметал их следы огнем и дымом.
Они шли, с замиранием сердца оглядываясь назад: не спохв