ГЛАВА ПЕРВАЯ
О том, как в горах бродил козел с шапкой на голове
На хребтах Малого Кавказа зима вступила в свои права.
Если бы охотник Арам в поисках любимого сына не уехал на Дальний Восток, он, как всегда, поднимался бы по утрам на плоскую крышу своего дома и смотрел с нее на диких коз, величественно стоящих на верхушке холма, у подножия которой лежит село.
Пастух Авдал сидел под утесом и, прислонясь спиной к его холодным камням, наигрывал на старенькой свирели свои любимые мелодии.
Жизнь пастуха проходит в одиночестве. Горы да камни, трава да цветы — вот его собеседники.
...Вдруг из-за выступа ближней скалы высунулась серая шапка. Вот хорошо-то! Должно быть, кто-то с фермы. Будет с кем словом перемолвиться, душу отвести...
- Это ты, Сурен? Поесть принес? — крикнул Авдал, но, к его удивлению, шапка мгновенно исчезла. Вскоре она снова показалась из-за зубчатого камня, несколько пониже.
«В прятки, что ли, вздумал играть, дуралей?» — с недоумением подумал Авдал и снова позвал:
- Эй, Сурен! Да я ж тебя вижу!
И серая шапка опять выглянула из-за камня. Но что это? Она была надета, вернее даже наколота, на голову огромного козла.
Стараясь освободиться, козел бешено тряс головой, но шапка цепко сидела у него на рогах.
Ну и чудеса!
Неграмотный пастух-курд верил в духов, верил в чудеса, и то, что он увидел сейчас, тоже показалось ему чем-то вроде чуда.
Наткнувшись на камень, козел на секунду приостановился, снова затряс головой, и Авдал снова увидел шапку, сидящую на его рогах. Увидел и... узнал. Да и как было не узнать?! Конечно же, это была ушанка Ашота, сына охотника Арама. Авдал не мог ошибиться Верхушка у нее была из красного сукна, а завернутые кверху уши — из шкуры волка, которого сам Авдал в прошлом году затравил собаками и добил дубинкой.
Промчавшись по гребню кряжа, козел скрылся по другую его сторону.
Рассказ о встрече с загадочным козлом изумил и взволновал работников фермы.
Жена Авдала и мать Шушик подняли плач, а пастухи, собравшись вечером в читальне, на все лады обсуждали необъяснимое происшествие и ломали голову над его разгадкой.
И верно: каким образом и при каких условиях шапка исчезнувшего мальчика могла оказаться на рогах дикого козла? И действительно ли это шапка Ашота? Если да — а Авдал утверждал это, — то что же это может значить? Живы ли ребята или с ними стряслось какое-нибудь бедствие и они погибли?
Чуть не всю ночь на ферме не спали, пытаясь хоть что-то понять, разгадать случившееся. И все решили лишь одно: ребят надо искать не на Дальнем Востоке, а где-то поблизости от Айгедзора.
В село с фермы отрядили человека — сообщить матери Ашота, что в горах гуляет козел с шапкой ее сына на рогах.
Мать, конечно, взволновалась, но тоже ничего не поняла. Понять это удивительное явление мог бы разве только сам Арам, замечательный знаток природы и ее чудес. Он ушел бы в горы, нашел бы и убил козла, посмотрел бы и сказал, действительно ли это шапка его сына. И если так, то постарался бы понять, как она перекочевала с головы Ашота на рога козла. Но ведь Арама-то не было!
- Дайте, ему телеграмму, пусть сейчас же вернется, — сквозь плач сказала мать Ашота.
Телеграмма о козле в шапке Ашота взволновала Арама и Аршака. Тысячу предположений строили они, прежде чем приземлились наконец на аэродроме в Армении и направились в родное село.
Арам, конечно, едва обняв жену и детей, сунул в карман несколько кусочков хаурмы , завернутой в лаваш, и помчался в горы,
Как ни уговаривала его Сиран отдохнуть, поесть, он не уступил.
Араму не пришлось подниматься очень высоко. В теплых ущельях чуть повыше села собрались стада колхозной фермы, а сюда же с засыпанных снегом горных вершин и плоскогорий сошли дикие козы и муфлоны.
Солнце уже склонялось к закату, когда Арам разыскал на одном из лугов пастуха Авдала.
- Что же, Арам-кирво , так и пропали наши дети? — печально спросил Авдал, и глаза его затуманились.
Арам молча курил. Как исхудал, как изменился этот всегда веселый, беззаботный, жизнерадостный человек!
- Скажи, Авдал, на самом ли деле ты видел шапку Ашота?
- Что сказать тебе, Арам-кирво? Верхушка шапки была красной, а мех тот, что я тебе дал, — того волка... Не знаю, может, мне и показалось.
Арам молча раздумывал. Кто знает, может, и правда Авдалу только померещилось? Нет, надо самому походить по горам и ущельям, найти загадочного козла и выяснить тайну шапки.
- Братец Авдал, а кроме тебя, никто этого козла не видал?
- Нет.
- Пойдем походим вместе.
Авдал склонил голову, приложил правую руку к глазу и, поручив стадо другим пастухам, пошел вслед за Арамом.
Курд всегда товарищ в трудные дни. Курд не позволит тебе одному кружить в горах, подвергаясь опасности.
Они поднимались вверх по ущельям, бродили по кряжам гор, заглядывали во все складки и расщелины скал и спугивали диких коз, в панике убегавших при их появлении. Но до захода солнца так и не попался им козел с шапкой.
Когда стада погнали домой, Арам вместе с пастухом вернулся на ферму и остался здесь ночевать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О том, как неудобно животному носить шапку
На заре Арам с Авдалом снова поднялись в горы.
Медленно шли Арам и Авдал по верхушкам скал, часто ложились, чтобы посмотреть сверху на расположенные ниже утесы.
Наконец взошло солнце, и громоздящиеся до небес рыжие скалы заблестели в его лучах, стали похожими на сказочные крепости и дворцы.
На одной из них появилось несколько коз.
Охотники преследовали коз до полудня и, дойдя до горного хребта, отделявшего их от Барсова ущелья, в раздумье остановились.
Несколько животных, низко склонив головы, сосредоточенно и жадно лизали соль. Острый глаз охотника быстро различил возглавляющего стаю козла.
- Стреляй, Арам, у тебя зоркий глаз!
Когда он поднял ружье, на предательском кусте едва заметно шевельнулся листок. И этого было достаточно для того, чтобы козы остановились и с тревогой посмотрели вперед. Но, прежде чем они почувствовали опасность, из-за кустов грянул гром, мелькнуло пламя, взвился дымок...
Вожак сделал прыжок и тяжело упал на землю.
Козы в панике унеслись в горы.
Не помня себя, Арам подошел к бившемуся в агонии козлу, наклонился, с трудом сорвал с него меховую ушанку и замер. Это была шапка его сына Ашота.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О том, кто был разбойник, ограбивший ребят
Удар был таким неожиданным и тяжелым, что ребята в течение нескольких минут не могли прийти в себя. Никто не мог слова вымолвить. Точно окаменев, стояли они у порога пещеры. А когда наконец оцепенение прошло, первым инстинктивным побуждением их было прикрыть дверь и прижать ее тяжелым бревном.
Сделали они это все сразу, словно по команде, затем, замерев, прислушались. Гагик даже рот прикрыл рукой, чтобы заглушить мучивший его кашель.
Немного успокоившись, ребята окружили еще теплый костер и некоторое время простояли, напрягая слух:
- Не выйти ли нам на разведку? — наконец спросил шепотом Ашот и посмотрел на Асо: на кого же еще мог он рассчитывать в этот страшный час?
- Пойдем. Поищем следы, — согласился Асо.
Они осторожно открыли дверь и оглядели с порога весь видимый отсюда мир — скалистую стену напротив пещеры да растрепанные кусты под нею, — затем, набравшись мужества, вышли.
Высоко подняв копья, ребята сделали несколько шагов вперед и оглянулись. За ними следовало все население пещеры, тоже вооруженное копьями. Вид у ребят был испуганный, и, конечно же, шли они за Ашотом и Асо не затем, чтобы поразить врага, — им просто страшно было оставаться в пещере. Ограбленное жилье уже казалось опасным местом.
Ашот решил, что кого-то надо оставить в пещере, и Шушик с Саркисом вернулись к костру. А Гагик, высоко подняв топор, вышел вперед.
- Нас ограбил человек! — вдруг воскликнул он, указывая на следы, четко видневшиеся на снегу.
И действительно, словно босой человек прошел здесь.
- Приготовить оружие! — то ли «желая подбодрить себя, то ли для того, чтобы напугать врага, совсем, казалось, некстати крикнул Ашот.
Пройдя несколько шагов вперед, он наклонился над следами, внимательно осмотрел их и твердо сказал:'
- Медведь.
Ребята инстинктивно попятились, вернулись к пещере и остановились у дверей,
готовые в любую минуту спрятаться за ними.
- Пьян, наверное, бедняга. Молодое вино бродит в желудке и кружит ему голову — шептал Гагик, а у самого зуб на зуб не попадал. Ох, как холодно! — говорил он дрожа.
И у мальчика родилась сумасшедшая идея — найти зверя спящим и хватить его топором по башке! Вот это будет дело! Тут уж им ни снег, ни зима не будут страшны — живи себе спокойно до весны!
Ребята поднялись на верхний склон горы. Но следы медведя говорили, что он перевалил через кряж и ушел куда-то в мир хребтов, закрывавших ущелье с востока.
- Сбежал! — решил Ашот. — Одни наши голоса чего стоят! Разве останется здесь медведь, чуя человека?
Ашот действительно был уверен, что медведь ушел совсем, и отказался от мысли преследовать его, найти и убить спящего. Но все-таки ребята, вернувшись в пещеру, решили прибегнуть к некоторым средствам самозащиты. Прежде всего они задумали вырыть глубокие канавы на обоих концах коридора, ведшего к Пещере отшельника, но почва тут оказалась до того каменистой, что от этой мысли пришлось отказаться. Вместо канав они соорудили в том же коридоре две высокие баррикады из камней. Однако, закончив постройку, ребята сообразили, что для медведя такие загородки не смогут послужить препятствием. Но не разрушать же их. И они решили поставить на вершину каждой по... сторожу.
Идея эта показалась интересной и легко осуществимой. Следовало лишь, чтобы те
ребята, которые чувствуют себя физически сильнее других, временно отказались от своих курточек или пиджаков. Их набили травой, в раскинутые рукава всунули палки, и чучела были водружены на верхушки каменных баррикад. На их головы надели войлочный колпак Асо и шапку Саркиса, и издали действительно могло показаться, что два человека — один в курдском колозе, другой в суконной шапке — бдительно озирают окрестности. Горе тому, кто посмеет приблизиться к пещере, где живут пленники Барсова ущелья!
Темный вечер спустился на ущелье. Грустны были ребята и очень утомлены: сколько камней им пришлось перетаскать! Один только Саркис не участвовал в этом тяжелом и тревожном труде. Он то лежал у очага и тихо стонал, то вскакивал и диким взлядом осматривался вокруг себя.
Что происходило с ним? Этого никто не мог понять.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О том, почему отшельник должен был проложить своими "святыми" ногами еще одну дорожку
Тридцать восьмой день...
Сквозь щели ветхих дверей блеснул свет. Обитатели пещеры проснулись и грустно посмотрели на затухший костер.
Как хорошо было вчера! В одном из углов пещеры еще хранилась целая куча «птенцов» Гагика, в глиняном кувшине бродил ароматный виноградный сок, ожидая, когда его попробуют и с восхищением чмокнут губами.
Всего этого сегодня не было. Не было и гроздей сверкавшего всеми цветами радуги винограда. Новая безжалостная сила неожиданно лишила ребят всего, что было запасено на зиму. Куда теперь идти, что искать? Кажется, в Барсовом ущелье уже были исчерпаны все источники питания. И ребята сидели, повесив головы. Не было даже охоты раздуть огонь в костре, ничего не хотелось делать к зиме.
В одном углу лежала глина, принесенная для постройки печки, в другом — прутья для корзин. Но у входа снова стоял голод, и снова надо было думать о еде.
- Пойдем поищем наших пропавших «курочек», — предложил Гагик.
- А медведь, а барс? — спросила Шушик. Вопрос этот заставил ребят просидеть, запершись в
пещере, еще один день, тяжелый и томительный.
Но у времени есть способность все смягчать, и на утро следующего дня, когда
голод и жажда дали себя почувствовать, Ашот с опаской высунул из пещеры голову. На дворе было светло и холодно. На верхушках баррикад бдительно стояли поставленные ими вчера стражи — пугала. Ашот посмотрел на них и горько улыбнулся.
Затем в сопровождении Асо он вышел из пещеры. С видом опытных, осторожных охотников мальчики осмотрели все вокруг и, не заметив ничего подозрительного, вернулись, чтобы успокоить товарищей.
- Вероятно, ушли, — убежденно сказал Ашот. — Дым костров всех зверей распугает. Пойдем?
- Меня оставьте в покое, — внезапно вспылил Саркис. — Довольно!
Он сел. В сумраке пещеры глаза мальчика неестественно горели, а большая голова, как маятник, качалась на тонкой шее.
- Что случилось? -.удивленно спросил Ашот.
- Ничего. Дай нам спокойно умереть! — И Саркис с такой решительностью вытянулся на своем ложе, что поднять его было бы невозможно.
Гагик постукал себя пальцем по лбу. «В порядке ли у него верхний этаж?» — спрашивал его взгляд.
Ашот в недоумении пожал плечами. Неожиданная перемена в поведении Саркиса заставила его серьезно задуматься: снова ли дает себя знать скверный характер парня или тут скрыто другое?
- Пошли! — снова скомандовал Ашот.
Все поднялись, и только Саркис не сдвинулся с места.
- Оставьте меня в покое! — снова заорал он, хотя никто его и не тревожил.
У выхода Ашот громким, звучным голосом сказал товарищам: — Не бойтесь, не пропадем.
- Ничто вообще не пропадает в природе, — философски отозвался Гагик, но голос его звучал печально. — Самое большее — станем поживой зверей. Не пропадем, конечно, только изменится наш вид.
- Не надо так говорить, — твердо сказал Ашот. — Если мы ляжем и станем ныть — конечно, и зверям можем достаться. Но, если будем действовать, выживем.
Саркис раздраженно кривил лицо и лихорадочно разгребал ветви, на которых лежал. Потом он повернулся на живот, начал царапать ногтями и лизать землю.
- Соли, немного соли! — жалобно взмолился он. Соли? Так вот в чем дело! Соль была их мечтой. За
горсточку соли они отдали бы, кажется, полжизни.
- Потерпи, Саркис, и соль найдем, — попытался успокоить парня Ашот, но и сам не верил своим словам.
- «Потерпи»! — вспыхнул Саркис. — Довольно мне твои христианские проповеди слушать, надоело! Ты во всем виноват! — И, приподнявшись, он устремил на Ашота горящий взор. — Убил ты нас, убил!
Саркис упал на свою лежанку и забился в истерических конвульсиях.
Ашот понурил голову. Ведь и в самом деле он был всему причиной. Но он найдет, он должен найти средство для спасения товарищей.
Спустившись в Виноградный сад, ребята развели здесь костер, стараясь, чтобы он побольше дымил. По-том они занялись поисками винограда. Но снег был глубок, и задача оказалась трудной, а результаты работы — ничтожными. Кое-как откопав несколько кистей, они послали их с Гагиком в пещеру.
Гагик шел, сильно труся. Подбадривая себя, он размахивал пылающей головней, а товарищи помогали ему своими криками, думая напугать ими зверей, если они еще прячутся где-нибудь в ущелье.
Долго пробродив в снегу и промерзнув, Ашот с Асо тоже вернулись в пещеру.
На пороге пещеры они встретили Гагика. У мальчика был растерянный вид.
- Что случилось? -спросил Ашот.
Гагик таинственно подмигнул и кивком головы показал на Саркиса, который, сидя на своей постели, беспрерывно твердил: «Соли, соли!» — и с жадностью поглощал виноград.
Все притихли, стали задумчивыми, раздражительными. У Шушик разболелась голова.
Ашот помнил, что каждый раз, отправляясь на охоту, отец насыпал в фляжку с водой соли. «Соль не дает человеку ослабевать», — говорил он.
И действительно, невыносимая слабость, охватившая ребят, была, конечно, и результатом недостатка соли. Ее запас в организме иссяк.
«От этого, пожалуй, человек и умереть может», — подумал Ашот, но вслух сказал:
- Разве вы не знаете, что во всем, что мы едим, есть соль? И в мясе ушанов, и в шиповнике, и в кореньях.
Он старался поддержать товарищей, по чувствовал, что новая, непредвиденная опасность очень велика и что ей нельзя противопоставить ни отвагу, ни терпение.
Да, они перенесли многое, но недостаток соли — едва ли не самое непреодолимое из бедствий. Организм не мог с этим мириться, что особенно ясно было на примере Саркиса. И проблема соли в тяжелых условиях их жизни вставала перед ребятами во всей своей остроте.
Как быть? Соль — не ягоды, ее не найдешь в кустах. Да и кто из них мог бы сказать, где тут, в Барсовом ущелье, можно найти соль, если и во всей-то Армении нет ни одной соляной копи.
Соль! Все остальное, что до сих пор волновало ребят, — барс, медведь, пища, — все отошло на задний план.
- Ребята, — воскликнул Гагик, стукнув себя по голове, — думали ли вы о том, откуда брал соль дядя отшельник?
- Ну?
- Из соляных копей.
- Где эти копи? — вскочил с места Саркис.
- Где? Под скалами Сами подумайте: где могли возникнуть окружающие нас известняковые скалы? Под морем! Где образуется соль? Тоже в море. Видели вы соляные копи, когда ездили с экскурсией в Нахичевань? Все они рядом с известняковыми горами. Когда море высохло, оно оставило тут и известняк и соль. Нам надо найти эту соль. Найдем и будем лизать ее, как овцы.
- Ну, предположим, что в ущелье есть соль, — сказала Шушик. — А как мы ее найдем?
- А как нашел ее отшельник? Надо искать! И потом: что, по-вашему, пил этот отшельник?
- Топил снег и пил, — сказала Шушик.
- А летом? Летом он, должно быть, где-то находил воду. Пойдем найдем ее. В здешней воде должно быть много соли: ведь во всех наших минеральных источниках есть соль в разных ее видах.
Все поднялись. Раз здесь жил человек, раз сюда приходили козы, значит, где-то, в каком-то уголке ущелья, должна быть вода!
- Еще одна светлая мысль, — приложив палец ко лбу, сказал Гагик: — Если в ущелье есть вода, то отшельник должен был проложить к ней тропинку.
- Браво, вот это действительно светлая мысль! — обрадовался Ашот и хлопнул Гагика по спине. — Ну и голова у тебя! В самом деле: если этот человек прожил тут, ну, скажем, десять лет и каждый день ходил по воду, значит, ходил он по крайней мере три тысячи раз. Столько же раз и назад возвращался. Не ясно ли, что от порога пещеры до воды он должен был проло...
Ашот не договорил. Желание найти соль вспыхнуло в нем с такой силой, что совершенно подавило все другие стремления и чувства — голод, страх.
«Если мы не найдем соли, то завтра-послезавтра такое же сумасшествие грозит и всем нам», — думал Ашот, глядя на помутневшие глаза Саркиса.
Он решительно поднялся с места. Поднялись и Асо с Гагиком.
Когда ребята прошли через Южную баррикаду, как они называли груду камней, сложенную у входа в коридор, Ашот остановился и стал внимательно вглядываться в дорожку, ведшую к винограднику. Он заметил здесь ответвлявшуюся от нее и уходившую вправо, куда-то вниз, узенькую тропку.
- Смотри, Гагик! Это и есть дорожка к роднику, о котором ты говорил, — сказал он и, погрозив головешкой невидимому медведю, пошел по этой едва заметной тропе.
Товарищи, подняв ужасный шум, последовали за ним.
Тропинка, пролегавшая среди камней и кустов, спускалась вниз и, сворачивая вправо, вела к одной из скал, закрывавших Барсово ущелье с запада. Эта рыжая скала образовала здесь колено, которое все время скрывало от наших ребят тог тайный угол ущелья, куда когда-то ежедневно заглядывал отшельник. И, когда они с опаской, потому что слева от тропинки была та самая пропасть, куда скатывался поток, выбегавший из ущелья, обошли выступ скалы, перед ними открылся до сих пор неведомый им овраг. На дне его серебряной ленточкой блеснула вода.
- Родник, родник! — в восторге воскликнул Гагик и побежал вперед.
Радостно кинулись вслед за ним Ашот и Асо.
Однако очень странным был этот родник. Он вытекал из пещеры и тут же снова уходил в расщелину скалы. Вода вливалась в своеобразную кривую «ванну», края которой обросли желтовато-белыми сосульками.
- Соль! — вскричал Ашот.
Считают, что соль не пахнет, но, как ни странно, еще не дойдя до родника, ребята почувствовали ее одуряющий запах. Так чувствуют его козы, всегда испытывающие потребность в соли.
Три друга с трех сторон окружили родник и, опустившись на колени, начали лихорадочно лизать его покрытые солью берега... Они горстями зачерпывали из родника воду, пили ее, и, чем больше пили, тем больше разгоралась в них неутолимая жажда соли:
- Довольно! — наконец оторвался от родника Ашот. Он боялся, что такое количество соли может погубить товарищей, не видевших ее целый месяц.
Ребята отошли от родника и, умышленно повернувшись к нему спиной, сели на камни. Однако они и так чувствовали его манящую силу. Каждым нервом, каждой клеткой своего организма мальчики ощущали оздоровляющее действие этого живительного вещества- соли.
Долго сидели они так, и мало-помалу их начало охватывать чувство удовлетворения. Так бывает и с людьми, долго страдавшими от жажды. Пьют-пьют, и кажется им, что никогда не напьются! Но вот прошло какое-то время, и больше их не тянет к воде.
- Ну, теперь надо подумать о Шушик и Саркисе, — сказал Ашот.
- Я отнесу, — вызвался Асо.
Гагик тоже открыл было рот, но, подумав о медведе, ничего не сказал. В нем снова поднялась внутренняя борьба. Мысленно упрекнув себя в слабоволии, он решительно поднялся с места, отломал большую соляную сосульку и... зашагал с нею по направлению к пещере.
Ашот и Асо обменялись взглядами.
- Ты много взял, оставь половину! — крикнул Ашот.
Гагик молча подчинился. Он слышал, что долго голодавшим людям не дают сразу много есть. То же, вероятно, относится и к соли. Но не придет ли в пещеру медведь?
Мальчик невольно оглянулся. Товарищей не видно. Ужас! Впрочем, хорошо, что их нет, — не увидят, как он боится. Но разве он боится? Нет! Он ведь не Саркис, сын Паруйра.
Так, сам себя подбадривая, Гагик осторожно шел вперед, пробираясь среди кустов.
И вдруг его остановил какой-то шорох. Сердце бурно застучало.
Он сделал еще несколько шагов вперед и снова услышал шорох. В висках застучало, холодный пот выступил на лбу, ноги не слушались. Возмущенный собственной трусостью, Гагик заставил себя продолжать путь и мало-помалу добрался до лестницы. Тут он обернулся, погрозил кому-то кулаком и твердой поступью уверенного в своих силах мужчины поднялся наверх.
Сердце его было полно радости. Сегодня он один-одинешенек бродил по местам, «кишмя кишащими медведями и барсами». Мать, если услышит, не поверит, не поверят и товарищи а селах. Ах, если бы они были здесь!
- Слышишь, Саркис, я тебе соль принес! -еще с порога крикнул Гагик.
- Соль!.. Соль! — раздались сразу два возгласа — один резкий, мальчишеский, другой тонкий, жалобный.
И не успел Гагик поведать о своем полном опасностей путешествии, как кусок соли был выхвачен из его рук. Сидя у огня, Шушик лизала доставшийся ей обломок, и Саркис, держа свой кусок в руках, подпрыгивал и не переставая выкрикивал:
- Соль, соль, соль!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
О том, куда привели ребят следы овец
Судя по следам, найденным у родника, овцы иногда останавливались, срывали с кустов сухие листья, разрывали копытцами снег, на колючках кустарников они и оставляли клочья своей шерсти.
Овцы обычно не могут забираться высоко: возвышенные места — стихия коз. Но сейчас следы овец вели вверх, и идти становилась трудно. Было очевидно, что животные эти одичали и уже усвоили привычки своих родившихся в горах родичей, свойственную им осторожность.
Чем выше ребята поднимались, тем шире открывался перед ними горизонт. Тяжело дыша, мокрые от испарины, вскарабкались они наверх и вышли из ущельица, несколько ниже середины правого крыла гор.
Здесь следы овец пропадали — на каменистой почве их не было видно.
Ашот растерялся.
— Вернемся, — предложил он.
Асо лишь снисходительно улыбнулся.
— Куда нам идти? Ведь тропинки нет, — доказывал Ашот.
— Есть, — продолжая улыбаться, сказал Асо. — Только ее не видно. Глаза твои не привыкли. Иди за мной.
Пастушку было ясно, что тропинки не может не быть, если овцы каждый день ходили к роднику и возвращались в свой «хлев», и потому он уверенно шел вперед, но теперь уже не по следам копыт, а по встречающемуся кое-где помету. Но — удивительное дело! — приметы эти вели не к черневшим невдалеке входам в пещеры, а выше — к вершинам гребня.Как ни тяжело было ребятам, но отказаться от своей затеи они уже не могли и вскоре стояли на одном из самых высоких горных гребней. Отсюда были видны бесчисленные отроги гор Малого Кавказа, часть Араратской долины со сверкающими над нею вершинами Арарата.
Сколько свободы, сколько простора вокруг! А они?
У Ашота сжалось сердце, на глаза набежали слезы. Когда же, когда и они выйдут в этот широкий мир? И выйдут ли вообще?
— Ну, идем, идем, — торопил Асо. — Ветер становится сильнее.
— Куда же все-таки могли деться овцы?
— Где-нибудь в траве прячутся, — предположил Асо. — Иди-ка сюда.
Они поднялись на высокий конусообразный выступ скалы. Весь луг был у них как на ладони.
— Вон, вон, погляди, как они там устроились! — горячо зашептал Асо, разглядев расположившихся в чертополохе, несколько ниже тропинки, овец.
Можно было и не обладая острым зрением разглядеть бурую спину овцы, четко выделявшуюся на желтом фоне травы. Рядом стояли две белые овцы — одна с кривыми рожками, другая безрогая, с маленькой головкой.
Животные несомненно заметили ребят и, подобно своим диким родичам, замерли на своих местах, инстинктивно рассчитывая, что так их не увидят.
— Ох, да ведь это наша Чернуха! Чернуха, Чернуха! Гыди, гыди, гыди, Чернуха! — вдруг закричал пастушок.
И бежавшая позади всех бурая овца, услышав свое полузабытое имя, остановилась, оглянулась и жалобно заблеяла. Остановился и молодой баран, но — вдалеке, посреди каменистой тропинки, так, чтобы при необходимости пуститься наутек. А овечка несколькими легкими прыжками перескочила через ребро горы, отделявшую Овчарню от Барсова ущелья, и оттуда снова показала свою маленькую головку. Казалось, она удивлена поведением матери, которая не убегает от этих страшных двуногих существ.
Чернуха пошла к своим детям — не побежала, а именно пошла, медленно и спокойно.
— Что это за Чернуха? — недоумевал Ашот.
Он был очень взволнован: три овцы! Да ведь это спасение! Теперь они наверняка не погибнут от голода.
— Чернуха — это овца с нашей фермы. В прошлом году, в апреле, когда мы вели овец с муганских зимовий, она отбилась, а с нею и четырехмесячный ягненок. Мы с отцом взяли собак и пошли на поиски. Искали, искали — так и не нашли.
— Хорошо, но как же она попала сюда? И откуда же у нее снова появился детеныш? — спрашивал Ашот.
Пастушок только улыбнулся, таким наивным показался ему сейчас его «ученый» друг.
— Я расскажу тебе, как это произошло... Вероятно, когда Чернуха отстала от своих, она встретилась с дикими козами, не разобралась и пустилась вслед за ними. Овцы, сам ведь знаешь, глупы, случается — и за волком припустятся. Ну, а те бежали в Барсово ущелье. Пожила она с ними на богатых хлебах, попаслась вволюшку, а к зиме так одичала, что уже могла и сама о себе позаботиться.
— Молодец, Асо! — одобрил Ашот рассказ пастушка. — Сегодня вечером ты расскажешь обо всем этом ребятам.
Асо смущенно улыбнулся и переменил тему разговора.
— Вот удивятся-то на ферме, когда мы приведем обратно Чернуху, да еще с двумя детьми!
— Зачем мы их приведем? Что же мы есть будем?
Асо долго не отвечал.
— Нет, у меня рука не поднимется, — наконец сказал он.
— Что ж, ты не убьешь — я убью.
— И ты не сделаешь этого, — тихо сказал Асо.
— Почему?
— Разве не видишь? Ведь у нее не сегодня-завтра еще детеныш будет. Посмотри, она метет брюхом землю, едва ходит.
— Значит, и ягненок у нас будет?
Ашот так обрадовался, что, кажется, запрыгал бы, если бы не считал, что это несолидно.
«Хорошо, — думал он. — Чернуху оставим пока в покое — до тугих времен, а тех двух нам хватит на месяц. Молоко же...»
Он обрадовано делал в уме подсчеты и нетерпеливо ждал, к каким же способам прибегнет пастушок Асо, чтобы заполучить в руки такую замечательную добычу.
А пастушок медленно шел впереди и, издавая языком звуки, понятные одним только овцам, убеждал Чернуху не бояться, не уходить от него. Но овца-мать больше и не пыталась скрыться. Она шла медленно, неуверенно. Звуки, которыми зазывал ее Асо, взволновали Чернуху. Что ей делать теперь? Подчиниться приказам своего старого хозяина или идти к детям?
И все же инстинкт матери одержал верх. Чернуха решительно пошла вперед, и теперь уже никакие призывы Асо на нее не действовали.
Тогда пастушок решил прибегнуть к более сильному средству. Он сел на камень и, вынув из-за пояса свирель, заиграл волшебную пастушью мелодию — ту самую, которая заставляет останавливаться и замирать на месте целые стада. «Чабан-баяти» называют в горах эту нежную песню пастуха.
Свирель Асо запела, да так, что прослезились бы и камни, будь у них сердце.
Чернуха снова остановилась и жалобно заблеяла. Сделав несколько шагов назад, к Асо, она опять остановилась, а пастушок, продолжая играть, медленно двинулся ей навстречу. Заметив это, Чернуха вздрогнула, отпрянула и заторопилась к своим детенышам.
— Что же нам делать, Асо? — разволновался Ашот. — Ведь у нас нет другой дороги. Если мы уйдем по той же тропинке, по которой пришли, овцы сбегут в Барсово ущелье, а там опасно. Кто знает, что может случиться там с ними.
Ребята растерялись. Но за время, что они стояли, раздумывая, что же предпринять, вдруг появились два огромных орла и обрушились на овец, собираясь похитить ягненка. Баран и овечка стремглав кинулись назад.
Здесь, наткнувшись на ребят, они свернули и сторону и сбежали вниз, в ущелье. За ними поспешила и бурая овца,
— А если звери почуют их запах, придут ночью и съедят? Что делать? — с мольбой в голосе спросил Асо.
— Что?:. Что? — смущенно пробормотал Ашот. — A вот что, — быстро нашелся он: — разведем в самом узком месте тропинки огонь.
Ребята побежали домой за огнем.
Огонь очень обеспокоил и молодого барана и его сестренку, но на Чернуху он произвел совсем другое впечатление. Ночные костры пастухов издавна были близки ее сердцу. Она уже почти не боялась мальчика.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О том, что еще произошло в тот богатый событиями день
Вчерашний день был богат большими неприятностями, зато сегодняшний приготовил ребятам такие подарки, что все огорчения, причиненные им грабителем медведем, вскоре почти забылись.
Основной их заботой стала теперь поимка одичавших овец.
— Ну и счастье же нам привалило — шашлыки сами, своими ножками, к нам пришли! — вело потирал руки Гагик, нетерпеливо ожидая того счастливого часа, когда находящийся под его ведением «склад» вновь пополнится продуктами.
— А куда убежал Асо? Куда он понес огонь? Почему ушел один? — волновалась Шушик.
Ашот лукаво улыбнулся:
— Асо понес огонь в хлев, нашим овцам. Он теперь будет пастухом нашей фермы.
— Никакой я фермы-мермы не знаю! Поймаем и зарежем, — запротестовал Гагик.
Все с нетерпением ожидали возвращения пастушка — только он и мог придумать, как поймать овец.
Наконец он вернулся. Лицо его сияло, черные глаза искрились.
— Если звери и водятся в ущелье, то туда, к Чернухе, они не пройдут. Вон, поглядите, — показал довольный своей работой Асо на верхушку скалы.
Там вился дым разложенного им костра.
— Ну, теперь, когда твои овцы, должно быть, успокоились, не попробовать ли нам поймать их? — спросил Ашот.
Асо улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — так не годится. Их надо сначала приучить верить тебе, не бояться человека. А для этого нужно время.
У Ашота и Гагика настроение сразу упало.
— А я-то надеялся сегодня вечером хаш из рожек и ножек сварить! — сознался Гагик. — Эх, Асо, разве голодному человеку читают проповеди о терпении?
Но что поделаешь! Если это необходимо — придется потерпеть, была бы только надежда поймать овец.
— Давайте, пока попробуем козу убить, — предложил Ашот. — Во время свадеб козы становятся неосторожными.
— Все равно не подпустят, — осмелился возразить Асо. Уж кто-кто, а он не раз был свидетелем этих свадеб. — Если мы и найдем коз, — добавил он, — то разве только в глубоких пещерах, где они прячутся днем.
— Да! А если застать их в пещерах, тогда они наши, — самоуверенно заявил Ашот и поднялся.
Ребята вышли из пещеры, а за ними — Шушик и Саркис. — Они сказали, что хотят поискать ягод.
— Ашот, ты только кидай копье так, чтобы в глаз не попасть: ослепнет, — серьезным тоном сказал Гагик.
— Кто? — поднял брови Ашот.
— Да коза же! И зачем ты наверх карабкаешься? Разве не знаешь, что вниз идти легче?
Да, спускаться было гораздо легче, Ашот это знал, но он знал также и то, что коз можно найти только в расщелинах скал и пещерах, находящихся на верхних склонах.
— Ашот, я боюсь: а вдруг медведь лежит там, за камнями? — шепотом сказала Шушик.
От этого ли предупреждения или оттого, что они вспомнили, что идут по свежим следам медведя, ребята, посерьезнели, а Ашот скомандовал соблюдать осторожность.
Поднявшись на вершину скалы над Пещерой отшельника, ребята легли на высохшую землю и, неслышно передвигаясь, доползли до места, откуда хорошо были видны и нижняя часть Барсова ущелья, где находился Виноградный сад, и восточные гребни хребта, где проходила Дьявольская тропа.
Необходимо было хорошо осмотреть с вершины все вокруг и только после этого идти вперед. Кто знает — вдруг и покажется зверь! Но совершенно неожиданно они увидели отсюда не зверя, а тех животных, для которых приготовили свои копья. С противоположного кряжа доносились четкие, сухие звуки. Там сражались, сшибаясь рогами, козлы, а в стороне от них паслись козы.
Асо, у которого было очень острое зрение, в тревоге потянул Ашота за полу:
— Шапка твоя!
Козлы то отступали, то снова бешено нападали друг на друга. Третий стоял в стороне и, казалось, наблюдал за дракой. И у этого козла болталась на рогах шапка Ашота.
Ашот, улыбаясь, покачал головой. Для кого ее сшили, эту шапку, и кто ее носит!
Ребята не шевелясь наблюдали за дракой козлов, и каждый из них страстно желал, чтобы один из противников был сокрушен и пал с разбитой головой. Но природа наградила этих животных такими чугунными головами, что они прекрасно выдерживали жестокие сражения, повторявшиеся каждую осень. Как ни сильны были удары, ни один из соперников не пострадал в бою.
Правду говорил охотник Арам, что Барсово ущелье — надежное место для козлов: никто их тут не тревожит. В недоступных людям расщелинах гор, в пещерах и гротах выводят и прячут козы своих чудесных козлят.
Но даже и в этих как будто бы недосягаемых местах идет безмолвная, страшная борьба за жизнь. И более сильный проникает сюда для того, чтобы уничтожить и пожрать того, кто слабее.
Вот и сейчас, когда козлы в пылу вражды сшибались головами, опасность неслышно проскользнула в Барсово ущелье и нависла над ними. На одном из верхних карнизов горы сверкнула на солнце пестрая спина гигантской кошки, блеснули белые клыки. Выбросив вперед тяжелые, с острыми когтями лапы, барс камнем упал на козлов, забывших обо всем на свете.
Козы в панике кинулись к выходу из ущелья, за ними козел с шапкой на рогах. Один, сбитый с ног барсом, упал.
Не выдержав этого, зрелища, Шушик слабо вскрикнула и попятилась. Саркис позеленел. Он хотел закричать, но Ашот мгновенно прикрыл ему рот рукой, потянул назад и заставил спрятаться за обломком скалы.
— Сиди тут, и ни звука! — сердито зашипел он, по опыту зная, что угрозы мгновенно обуздывают слабовольных и трусливых людей.
Тяжело дыша, Ашот вернулся, отвел в сторону Шушик и присоединился к товарищам.
Прижавшись к земле, втроем они наблюдали за разыгравшейся драмой.
Свалив козла, барс вонзил в горло животного острые клыки и, урча и тревожно ударяя о землю, длинным хвостом, пожирал его.
Спрятав головы за кустом, ребята наблюдали за трапезой хищника, втайне надеясь, что, насытившись, барc оставит и им часть своей добычи.
Напрасны были предосторожности ребят. Барс давно заметил их. Не глядя, он чувствовал присутствие людей, ощущал их запах, слышал шепот. Однако барс принадлежит к тем редким зверям, которые ни во что не ставят своих соперников. Изредка хищник искоса поглядывал на куст, за которым прятались ребята.
Гагик не мог оторвать глаз от челюстей барса, а в мечтах уже жарил шашлык из печени козла. Однако он ошибся в своих расчетах. И барс, и волк, и многие другие хищники прежде всего пожирают печень и сердце своей жертвы.
Но вот наконец зверь наелся, лениво поднялся и, облизывая усы, направился к одной, из складок гор — должно быть, в какую-нибудь пещеру, где после сытной еды он мог спокойно поспать.
Пораженные страхом, ребята замерли за кустами, никто не осмеливался шелохнуться.
День опять выдался теплый. Быстро таял снег, в который раз обнажая южные склоны. Ребята лежали на разогревшейся земле и, разморенные горячими солнечными лучами, могли бы, пожалуй, задремать, но только что пережитый страх мешал им, будоражил нервы.
Да и не только страх. Пожалуй, не меньше волновала их и добыча барса, лежавшая совсем рядом. Вот тебе и счастье! Они вышли на поиски коз без какой-либо надежды найти их, и вот перед ними — огромный козел! И всего в каких-нибудь двухстах шагах от их жилья!
Поди-ка, убеди теперь суеверного Асо, что никакой судьбы не существует, что все явления объяснимы и связаны между собой. Пастушок сошлется на пастуха-отца и скажет, что бывают дни злополучные и дни счастливые.
Долго лежали ребята за кустами, не говоря ни слова.
Наконец Гагик прошептал на ухо Асо:
— А ну, подними-ка голову, погляди: козел на месте или барс унес его? Погляди, не бойся! Я ведь с тобой.
Асо приподнялся и посмотрел:
— Да, на месте... Ой, Ашот, орел прилетел, хочет сожрать... Кш, кш!
Ассо бросил камень, и орел неохотно, медленно поднялся на вершину утеса.
— Не пойти ли нам за остатками козла? — расхрабрился Гагик.
Растерзанный козел, лежавший так близко, не давал ребятам покоя. Но Ашот опасался возвращения барса и потому колебался.
— А может, фаланг — как волк? — спросил Асо. — Волк, когда насытится, заляжет где-нибудь и спит.
Ашот молчал. Он и так уже считал себя причиной многих бед и опасался, как бы по его вине не случилась новая.
Постепенно все осмелели и заговорили громче.
— Как хочешь, Ашот, а козла мы должны взять именно сейчас, — заявил Гагик. — Пойдите принесите, пока орлы не растащили, а остальное предоставьте мне.
Шушик не совсем еще оправилась от страха, но, услышав слова Гагика, не смогла не фыркнуть: она-то знала, что значит на его языке «остальное»!
Но, вероятно, так и не решились бы ребята подойти к туше козла, если бы Асо не вспомнил сейчас недавние слова Шушик. «Я так соскучилась по мясу, — по-детски просто сказала она, — а вы кормите меня этими отвратительными мышами».
Не говоря ни слова, пастушок встал. Взял свое копье и Ашот. Оба мальчика были серьезны, молчаливы — так всегда бывает в момент наибольшей опасности.
А Гагик, стараясь прогнать страх, наоборот, чувствовал потребность говорить.
Заметив трусливость Гагика, Ашот решил осторожно вывести его из неловкого положения. Он знал, что Гагику, как бы он ни боялся, самолюбие не позволит отстать от товарищей. Но нужно ли это?
— Ты, Гагик, иди в пещеру, — сказал он. — Раздуйте там огонь, приготовьте посуду и шампуры А когда мы придем, будем обед готовить. Ну? Что ты застыл?
— Но как же без меня? — взволновался Гагик.
— Как-нибудь управимся, — улыбнулся Ашот.
И Гагик охотнее, чем когда-либо, подчинился Ашоту.
Ашот и Асо поднялись на выступ, где только что пировал барс. Зверь пожрал печень, сердце и ляжки своей жертвы, а остальным, видимо, собирался поужинать.
Асо ухватился было за рога и потянул тушу животного вниз, но Ашот остановил его.
— Нельзя! Барс за нами по следу придет, — шепнул он.
И, взяв топор, он отсек обведенные хищником части, а нетронутые — голову, грудь и лопатки — взвалил себе на плечи. Потом он знаками показал Асо, чтобы тот заметал их следы огнем и дымом.
Они шли, с замиранием сердца оглядываясь назад: не спохватился ли барс. И в то же время оба были счастливы: ведь они несли домой половину туши! Ашот даже согнулся под тяжестью своей ноши. Асо тщательно заметал следы. В руке у него жарко пылала головешка. И эта предусмотрительность оказалась вовсе не лишней. Опасность пришла, хотя и не с той стороны, откуда ее ожидали.
Не дошли еще Ашот и Асо до своей пещеры, как откуда-то сверху до них донесся грозный рев, и какой-то бурый зверь, ломая кусты, сбрасывая снег и камни, скатился с крутизны вниз.
— Асо, подними головню! Размахивай! — закричал Ашот и сбросил ношу с плеч.
Но в этот же момент медведь оказался рядом с мальчиком. Ухватив Ашота за полу, он сбросил его в кучу снега и, не глядя ни на него, ни на мясо, с зычным ревом продолжал скатываться по склону. Иногда он поднимался на задние ноги, кувыркался, подпрыгивал, свертывался кольцом, просовывал голову меж задних ног и, превращаясь в шар, снова катился вниз. Он был пьян и добр, как иной раз бывает добр и пьяный человек... Кто-кто, а уж айгедзорцы-то хорошо знают, что у того, кто пьет много маджара да еще заедает его большим количеством винограда, сок его начинает бродить, кипеть в желудке.
— Что делать? — прошептал Асо, продолжая машинально размахивать головешкой.
Мальчик переменился в лице, ноги дрожали. Не меньше был испуган и Ашот. Однако по всему поведению медведя и по резкому запаху вина он сразу понял, что мишка «хватил» через край. Иначе мог ли он позабыть и об осторожности, свойственной медведям, и об опасности?
— Давай напугаем его. Зажги траву, — сказал Ашот.
Они собрали сухую траву, чертополох, головней подожгли их, и Ашот укрепил на своем копье пылающий сноп.
Медведь, устав, по-видимому, от своих кувырканий, сидел чуть пониже ребят и, покачивая головой, что-то бормотал.
Ашот заорал: «Го-гооого»! и бросил в него огненное копье. Тот отчаянно заревел и бросился бежать. Запах горящей шерсти донесся до мальчиков.
— Ну, беги, да не оглядывайся! — крикнул Ашот.
И, подхватив свою добычу, топор и факелы-головешки, ребята поспешили в свою пещеру.
... О, принесли! Козла принесли! — радостно воскликнула Шушик. — А кто это там ревел?
— Никто… Раздуй-ка лучше огонь.
У костра лежала половина туши козла — целая гора мяса. Счастье, казалось, наконец улыбнулось ребятам. Однако самый смелый из них почему-то был беспокоен, рассеян и, поминутно оглядываясь на дверь, словно прислушивался к чему-то.
Гагик, при виде мяса забывший обо всех своих страхах, быстро выстругивал шампуры, нарезал на мелкие кусочки козлятину.
— Не говорил ли я, что в конце концов все будет хорошо? — болтал он. — Ах, какой я вам хаш сварю из головы и ног! Пальчики оближете! Асо, отруби голову и подержи ее над огнем — опали. Ох-ох-ох! Не жизнь, а рай!
И снова под сводами пещеры зазвучал смех, а на бледные лицах ребят появилась улыбка; снова завязались оживленные беседы, прерываемые восторженными восклицаниями Гагика, снимавшего с шампуров подрумяненное мясо.
ГЛABA ВОСЬМАЯ
О том, что удача и неудача, в сущности говоря, — родные сестры
Да, в этот день счастье явно улыбалось ребятам. Однако, когда волнения несколько утихли, они решили, что радость их — это «телячья» радость. Ведь если их положение улучшилось, то оно настолько же и ухудшилось. Правда, теперь они по крайней мере две недели будут сыты и могут терпеливо ожидать, когда Асо, играя на свирели, приведет за собой из овчарни покорное ему «стадо». И соли и воды у них тоже было в таком изобилии, что хватило бы на целое село. Обо всем этом они и мечтать не могли ни разу с тех самых пор, как попали в Барсово ущелье. Но в тоже время разве могли забыть они о том, что рядом с ними живут два страшных зверя? Правду говорят айгедзорцы, что удача и неудача — это родные сестры.
Удачи были у наших ребят в этот день, большие удачи! Но разве вблизи от их жилья не бродил барс?
Вот и сейчас: придет, увидит, что исчезла его добыча, разъярится и начнет охотиться за тем или другим из них.
Где он до сих пор был? Откуда появился? А медведь? Значит, они ошибочно считали, что он ушел из ущелья? Или, может быть, уходил искать себе пристанища на зиму и, не найдя ничего подходящего, вернулся?
Ребята слышали, что медведь не нападает на людей, но все-таки кто согласится идти за водой к роднику, у которого бродит медведь? Пожалуй, и пить не захочешь. А если в скалах притаился барс, с каким сердцем ты пойдешь туда приручать овец?
Обсуждая это, ребята пришли к заключению, что, в сущности, они лишены сейчас всего своего достояния — соли, воды, овец. Значит, рано они радовались, рано было думать, что теперь удастся спокойно дожить до весны. Звери запрут их в пещере, пища скоро иссякнет, а отсутствие соли сведет их с ума. Чтобы получить воду, им придется снова растапливать снег, а в этой «фильтрованной» воде нет и капли соли.
Да, как ни верти, а прежде всего надо подумать о том, как уничтожить или изгнать из ущелья зверей.
Ашот предложил разжечь побольше костров, а затем, вооружившись дымящимися головешками, с криком и шумом пройти цепью от правой стороны гор к левой. Это испугает зверей, погонит их к выходу из ущелья, заставит уйти.
План был интересный, но его разрушил Гагик, мягко объяснив, что принять участие в этом грандиозном шествии смогут всего три человека. Какая же это «цепь»?
В разговорах незаметно прошло время, и наконец шашлык из козлиного мяса был готов. Насытившись, ребята окончательно пришли в себя после пережитых волнений. Ашот поднял лежавший в одном из углов пещеры капкан и взволнованно сказал:
— Да ведь это приготовлено как раз для барса!
— Но зачем нужен был барс дяде отшельнику? Ведь мясо барса он не стал бы есть, а шкуру не смог бы продать, — возразил Гагик.
Шушик о чем-то напряженно думала, что-то, по-видимому, вспоминала и наконец сказала:
— Я где-то читала, что один отшельник, собравшись в путь, привязал к своим ногам бубенчики. Их звон должен был предупреждать всех муравьев и букашек о том, что они могут быть раздавлены. В общем, для того, чтобы они убегали с его пути.
— Это сказка, — засмеялся Гагик.
— Нет, Шушик, правда, — вступился за девочку Ашот. — Она хотела сказать, что отшельники были добрыми людьми, и это верно.
— Конечно! Но разве Гагик даст досказать! — рассердилась Шушик. — Если бы отшельник был злым человеком, он ловил бы коз, а не зверя, который проливает их кровь.
— Браво! — воскликнул Гагик. — Но я считаю, что дядя отшельник творил свои добрые дела в расчете на то, что его примут в рай. А?
Товарищи засмеялись, но мысли Ашота были заняты другим. «Если отшельник ловил барсов этим капканом, — думал он, — то почему бы и нам не попробовать? Ведь ни одного часа они не могут быть спокойны, если рядом такой коварный и сильный враг!»
Высказав эту мысль товарищам и получив их одобрение, он лихорадочно приступил к делу.
Что нужно для того, чтобы зарядить капкан? Кусок мяса и больше ничего. Мясо у них было, но капкан сильно заржавел и в таком состоянии не годился в дело.
— Зверь одного только запаха ржавчины испугается, не подойдет, — объяснил Ашот и вспомнил, что отец смазывал сталь жиром. Жир отбивал запах и металла и ржавчины. Но где взять жир? Ведь в пору свадеб и драк козлы тощают. Чуть-чуть жира остается лишь на почках и толстой кишке.
Смазав капкан, Ашот привел в действие стальную пружину и с сомнением покачал головой:
— Боюсь, не выдержит. У правого когтя ржавчина почти переела шейку.
К капкану была подвешена какая-то железка, похожая на якорь.
— Это чтобы зверь не мог далеко убежать. Этот крючок будет цепляться за кусты и камни и тормозить, выигрывая для охотника время, — объяснил Ашот.
— А нельзя ли привязать его к дереву, чтобы барс остался на месте и никуда не убежал? — серьезно заинтересовался Гагик.
— Что ты? Он вырвет лапу и убежит. Этот якорь потому и оставляют свободным, чтобы он тащился за зверем, — объяснил Ашот. Он был очень взволнован — ведь в первый раз в жизни пытался он поймать такого страшного зверя, как барс! Его воображение распалилось, и, считая, что все должно сложиться именно так, как он рассчитал, Ашот деловым тоном сказал: — А ну, Гагик, дай-ка кусок мяса!
— Нет уж! — воспротивился Гагик. — Сердцем моим заряжай капкан, а мяса не дам! Не до опытов нам.
— Там еще есть обглоданные куски, — сказал Асо, до сих пор скромно молчавший. — Возьмем оттуда.
В самом деле, могла ли быть приманка лучше?
На верхней терраске, которую назвали Террасой барса, собралось много орлов, и ребята с трудом разогнали камнями. Однако оказалось, что жадные птицы не оставили и куска мяса, разве только какие-то объедки вокруг суставов. Ребята отрубили один из них, зарядили капкан и зарыли его в землю, оставив снаружи лишь острые, раскрытые когти, засыпанные снегом, с зажатой в них открытой приманкой.
Затем, чтобы отвлечь орлов, они собрали и кинули им все остатки и вернулись в пещеру.
«Ох, если бы только поймать барса и освободиться из этой клетки! Счастливее нас не будет на свете людей! — думал Ашот. Лицо его покрылось румянцем, огонек вспыхнул в глазах.
— Часы барса сочтены, — сказал он. — Теперь остается только свести счеты с медведем. Я думаю, что мы должны...
Ашот не договорил. Раздался какой-то глухой рев; ветхая дверь пещеры распахнулась и внутрь ворвался... пьяный медведь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
О том, как развеялась легенда о бегстве детей на Дальний Восток
Можно сказать, что всё происшедшее в этот день было действительно игрой судьбы. Если бы другие охотники не пришли на помощь Араму и он не был бы принужден ждать их и советоваться с ними, все могло сложиться по-иному. Скорее всего, Арам, идя по следам диких коз, вышел бы тогда к ребру, за которым лежит Барсово ущелье, и запертые там ребята могли бы увидеть его стоящим на вершине горного кряжа. А увидев человека, они бы, конечно, закричали и криками обнаружили свое местопребывание.
Но все сложилось по-иному. Встретив в Барсовом ущелье самого опасного врага их рода — барса, козы оставили в его когтях одного из своих товарищей и стремительно вернулись. Они вышли из ущелья еще до того, как преследовавшие их охотники успели добраться до Дьявольской тропы.
Но вот сейчас лежит бездыханным козел, носивший шапку Ашота, а убившие его охотники разожгли костер и собрались вокруг него. Только Арам, сидя в сторонке, смотрел на шапку своего сына и плакал, плакал, без слез.
Ну поди разгадай эту тайну. Ах, если бы животное могло говорить, Арам поставил бы тогда тысячи капканов в горах, придумал бы тысячи разных способов, чтобы поймать этого козла. А поймав, спросил бы: «Где хозяин этой шапки?» Но вот лежит бездыханным у костра козел, который видел Ашота, — лежит и ничего не может рассказать.
Дед Асатур мрачно курил свою трубочку. На него были направлены все взоры, от него ожидали решения. Но что он мог сказать? Многое видел старый охотник в ей жизни, он мог объяснить тысячи удивительных явлений природы, но понять, каким же образом на рогах у козла очутилась ушанка Ашота, это и ему было не по силам.
Старик был недоволен собой и чувствовал себя неловко в присутствии всех этих людей, ждущих его слова.
— Эх, львенок ты мой, видно, понапрасну мы сюда пришли! — огорченно сказал он своему внуку Камо, красивому высокому юноше с мужественным и строгим лицом.
— Нет, дядя Асатур, если бы не ты, этот козел не лежал бы тут и шапки .бы этой мы не узнали, — вмешался Арам. — У меня сердце черной кровью обливается, в глазах мутится разве я гожусь сейчас в стрелки? Сегодня утром я стрелял в этого козла и не попал. Только нацелился — сердце защемило, все перед глазами заволокло. Во всяком случае, твой выстрел открыл нам, что ребят не надо искать на Дальнем Востоке. Ну, холодно становится, пойдем в село. И вы все устали, отдохнуть надо.
Охотники поднялись и пошли в село. Деда Асатура с внуком пригласил к себе Арам, а Грикора увел Аршак.
Увидев племянника, жена Аршака расплакалась и излила на мальчика всю нежность своих материнских чувств. Все, что только нашлось в доме вкусного, поставила она на стол.
— Ешь, ешь, милый мой, и за себя и за Гагика моего ешь, пусть сердце мое успокоится, — говорила женщина и, отвернувшись, утирала концом передника слезы.
— Все хорошо будет, жена, не плачь. Где им потеряться? — говорил Аршак, стараясь подбодрить скорее себя, чем жену.
— Что сказать, что сказать? — волновалась жена. — Был бы тут Гагик, как бы он тебе обрадовался, Грикор-джан!
Появление Грикора еще больше разбередило рану в сердце бедной матери. Всю ночь она не сомкнула глаз и утром, после завтрака, услышав, как зазвонили в школе, снова горько расплакалась.
— Идут... Все в школу идут, все, кроме сынка моего! — зарыдала она. — Грикор-джан, каждый раз, как услышу звонок этот, сердце на куски разрывается. Каждый раз, как увижу его товарищей, слезы из глаз катятся. Как увижу учебники — вон там, на столе, — голова огнем горит.
— Ладно, жена, — мягко сказал Аршак и вышел из лому.
У Арама он застал деда Асатура и председателя Арута, неведомо как оказавшегося здесь. Как видно, его вызвал старик и сейчас жестоко распекал:
— Ну и хладнокровные же люди! Ребята пропали, а вы? Только тем и заняты, что, как белки, гнездо свое набиваете запасами!
— А что же мы должны делать? — обиженно спросил председатель.
— Что делать? В носу ковырять! — вспылил старик. — Каждый из пропавших ребят пяти таких, как ты да я, стоит. А ты, я слышал, больше о ереванской лавке думаешь, чем о людях!
Кровь прилила к лицу старого охотника, так он рассердился, а рука его инстинктивно тянулась к кинжалу. Так бывало всегда, когда что-нибудь слишком раздражало деда Асатура.
— Огонь-старик, прямо огонь! — прошептал кто-то.
— Да, железо раскаленное, а не человек.
Арут стоял, не поднимая головы, а дед Асатур, отдышавшись и немного успокоившись, сказал:
— Ну, поднимайтесь, Арам и Аршак, собирайте людей, идем в горы. В вашем селе мне дышать нечем — воздуха не хватает. А вон внук мой пионеров привел, — поглядел старик в окно, и морщины на его лице сразу разгладились, а суровый взгляд потеплел. — Да, Сиран-джан, — по-семейному обратился он к хозяйке, — дай мне мой дорожный паек, спать в горах буду, а оттуда прямо домой.
— Почему? Ты что же, не вернешься разве? — обеспокоилась Сиран.
— Нет, в село, где такой бессердечный председатель, нога мой больше не. ступит, — коротко отрезал дед и, взяв ружье, вышел из дому.
...Отряды колхозников и пионеров, разбрелись по горам. В надежде найти хоть какой-нибудь след исчезнувших ребят они обследовали все скалы, все расщелины и впадины, но напрасно. По вечерам они сходили в ложбины, ночевали у пастухов, а утром снова поднимались в горы. Они облазили все склоны гор Малого Кавказа, глядящие на Арарат, осмотрели все балки, все щели, все нагромождения камней, но никому и в голову не пришло заглянуть в Барсово ущелье. А ведь сколько раз подходили они к его границам, проходили вдоль них! Но можно ли было подумать, что Ашот с товарищами пошли туда, куда и летом не осмеливались заглядывать самые смелые люди?
Поиски были безнадежны. Арам предложил пионерам вернуться в село, а колхозникам и охотникам сказал:
— Благодарю вас всех, мой дорогие, благодарю и тебя, дед Асатур. Вы сделали для нас все, что могли, и дальнейшие ваши мучения бесполезны. Возвращайтесь в свои дома. Я один останусь на ферме, буду подниматься с пастухами на горные пастбища. Может и откроется где-нибудь дверь, за которой скрывается мое счастье.
— Нет, нет, Что ты говоришь, Арам! Я не так понимаю дружбу, — взволновался старик охотник.
Ни под каким видом не соглашался он вернуться в свое село, и все же Арам уговорил его, тем более что необходимо было проводить домой Грикора.
Поцеловав своего младшего собрата, старик философски сказал:
— Человек в этом мире всегда живет надеждой, Арам. И ты ни на минуту не теряй ее. Белый свет свидетель: дети живы.
— Да возблагодарит тебя небо за сердце твое, дядя Асатур! Доброго .тебе пути.
Он проводил деда и его юных спутников до самой Агриджа-горы, затерянной высоко среди облаков, и вернулся на ферму.
Арам, оставшийся у пастухов, не знал ни сна, ни покоя. Он, пожалуй, до весны не вернулся бы в село, если бы не неожиданный случай, положивший конец его метаниям.
Та часть Араратской долины, которая простирается напротив Барсова ущелья, как уже говорилось, была пустынной. Лишь вдоль левого берега Аракса тянулась узкая полоса кустарников и камышей. Да и этой зелени тут, пожалуй, не было бы, если бы каждой весной Араке не затоплял прибрежные пески. Но эта пока еще безжизненная земля — всего лишь малый участок той былой большой пустыни, которая в последние годы покрылась виноградниками и плантациями хлопка.
С двух сторон культурные земли обрамляют этот кусок пустыни, с нетерпением ожидающий жизни, но еще бесплодный. В летнюю жару на нем встретишь лишь верблюжью колючку да полынь с ее серебристыми волосками и опьяняющим ароматом.
Пышная растительность встречается здесь только вдоль русла загадочного потока. Начиная от нижнего края скал, окружающих ущелье, до кустарников на берегу Аракса тянутся три узкие полосы. Средняя, каменистая, серая, — это путь потока, а по его берегам — полосы пыльной желтой травы. Стебли ее, теперь сухие, жалобно посвистывают на холодном декабрьском ветру.
Едва только сходит снег, как к этим желтым полосам устремляются все копытные, а раньше всех — муфлоны.
Пастух Авдал разделил выпасы колхозной фермы на отдельные участки и, соблюдая очередность, перегонял скотину с одного на другой, пока не дошел до целины. Здесь он остановился.
Охотясь с Арамом за козами, Авдал набрел на обильные травы, выросшие на берегах потока, и решил привести колхозные стада сюда.
Овцы паслись, утопая в море рыжей травы, а Авдал сидел в стороне на камне, и свирель его в такт думам мягко звучала в чистом зимнем воздухе.
У курдов есть обычай водить за стадом одного-двух ослов. Ослики возят на себе немудреное походное имущество пастуха и хурджины с едой. А когда где-нибудь на лугах ягнятся овцы, новорожденных кладут в хурджины, и спокойное животное, мягко покачивая ягнят на своей спине, осторожно приносит их на ферму. Иногда осла нагружают собранным в лесу хворостом — незачем животному, привыкшему носить на себе грузы, возвращаться домой пустым.
В один из дней, перед заходом солнца, Авдал попросил своих товарищей, молодых пастухов, набрать в каменистом русле потока сушнику.
Когда пастухи набрали хворосту и начали грузить его на ослов, откуда-то снизу прибежала одна из собак. В зубах у нее было старенькое курдское аба. Собака принесла его прямо Авдалу. Умные глаза ее, казалось, говорили: «Погляди-ка, не нашего ли Асо это аба?»
Сердце пастуха затрепетало. Он вертел в руках грязную, затвердевшую одежду сына, и ему было так больно, что хотелось кричать, всему миру рассказать о. своей потере.
— Где нашел ты ее, Чало-джан, где? — глотая слезы, спрашивал он собаку.
Авдала окружили товарищи. Осмотрев аба, они похолодели: да, это одежда Асо.
— Пойдем, — сказали они собаке. — Пойдем, Чало-джан, покажи, где ты это нашел.
Собака поняла и повела их. Они прошли по следам пронесшегося потока, пересекли дорогу, ведшую из Айгедзора в Ереван, и остановились у изломанного водой куста. Чало глазами показал на него — здесь он нашел куртку.
— А это что такое?
Один из пастухов наклонился и извлек из ила какую-то книжку. Потом нашли и размокшую тетрадку, одним концом торчавшую из грязи.
— Эй, вах, эй, вах, унес ребят поток! — покачал головой потрясенный находками отец.
И, опустившись на край русла, закрыл лицо руками.
После долгих скитаний вернулся в село охотник Арам — вернулся с почерневшим от горя лицом, с болью в сердце. Предчувствуя неладное, он вошел в дом и, увидев исхудавшее, позеленевшее лицо жены, ее побелевшие от горя волосы и запавшие глаза, тяжело опустился на стул.
— Нет нашего Ашота, — с рыданием вымолвила жена.
Глаза ее были сухи — выплакала все слезы. Только худые плечи вздрагивали.
— Скажи так, чтобы я понял, — пробормотал Арам.
— Поток унес... унес ребят...
— Какой поток?
— Адом посланный.
И женщина рассказала о вещах, найденных пастухами.
— Вот все, что осталось от нашего Ашота. — И она притянула грязную тетрадь сына.
С трудом сдерживая себя, Арам, поднялся, пошёл на -колхозную конюшню и, оседлав двух лошадей, отправился к Аршаку.
— Сядь, едем, — сказал он.
Аршак вышел ему навстречу с красными, опухшими глазами.
— Куда? — с трудом шевеля губами, спросил он.
За какой-нибудь час этот крупный, сильный человек словно стал меньше, мощные плечи его обвисли.
— Поедем туда. Там посмотрим. — Аршак безропотно сед на лошадь, и они направились в те дурной славы места, с которыми до сих пор у айгедзорцев не было связано ничего, кроме страха и несчастья.
Солнце уже заходило, когда они приехали на место. Привязав лошадей к одному из кустов, Арам и Аршак пошли по руслу вниз. На каждом шагу они останавливались, наклонялись. Вот из-под одного камня выглянул угол книжки. Учебник. Но чей? Как узнать, если книжка была вся в грязи, текст почти неразборчив. Они перелистали ее, нашли несколько уцелевших чистых листов. Книжка была русской. Попался отрывок из какого-то стихотворения Джамбула:
Пой от скорби и горя, Джамбул,
Пой печальней осенних рек...
— Что за книжка, Аршак?
— Постой-ка, Помню, это наш Гагик наизусть заучивал. Книжка для восьмого класса, русская книга. Аи, Гагик-джан, где же ты остался? — запричитал несчастный отец.
Так живо вспомнилось ему всегда веселое лицо сына, полные смеха черные глаза, шутки...
— Идем дальше, Аршак, посмотрим. Может быть, еще что-нибудь найдем.
Вслед за родителями своих товарищей примчались сюда сельские пионеры, колхозники, соседи Арама и Аршака. Они тоже прошли до самой реки Араке и тоже нашли несколько книг и тетрадей. Потом все собрались, сели и пришли к заключению, что ребята, проходя по дороге, внезапно попали в несшийся поток и он увлек их и реку.
— Но куда же они шли этим путем? — недоуменно спросил Аршак. — Ведь они писали, нам другое. Какой же, тут Дальний Восток?
Правда, невдалеке была железнодорожная станция. Может быть, вместо того чтобы сесть на полустанке, поблизости от фермы, дети решили пройти на эту станцию и на пути туда были унесены потоком.
Непонятным было только одно: почему они не убежали от него? Ведь вода всегда несется с гулом, с грохотом. Не могли же они не слышать этого!
Позднее всех явился сюда заведующий складом Паруйр и, как всегда, ни с кем не поздоровавшись, заговорил. Градом посыпались слова.
Удивительный человек этот Паруйр! Совсем не такой тяжеловесный и ленивый, как сын его Саркис. Говорит быстро, размахивая руками, быстро ходит, глаза бегают. И сосредоточиться ни на чем не может ни мыслью, ни взглядом. Разговаривая с кем-нибудь, постоянно подмигивает, словно в тайном сговоре каком-то с собеседником. «Не человек, а ветер», — сказал о нем как-то охотник Арам.
Вот и сейчас, горячась и все время моргая, он говорил:
— Кто знает, может, они устали и сели на траву отдохнуть. Поели, а потом прилегли, уснули. Что сонный, что мертвый — одно и то же. Ну, и говорить больше не о чем. Что есть, то есть.
Хотя Паруйр был явно под хмельком, высказанная им мысль многим показалась правдоподобной. Одно только все еще оставалось неразгаданным, странным: как попала на рога козлу шапка Ашота?
Печаль охватила все село в эти дни. Были отложены все празднества, свадьбы. В погребах стояли полные вином карасы, но ни у кого не было охоты до пирушек.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О том, как в испытаниях укрепляется сердце человека
Когда ветхая дверь рухнула и в пещеру ворвался пьяный медведь, страшная паника овладела ребятами. Саркис дико вскрикнул и кинулся в дальний угол. Шушик ахнула.
— Огонь! Огонь! — закричал Ашот.
Асо бросил топор, который был у него в руках и, схватив из костра охапку горящих веток, кинул ею в медведя.
Медведь с ревом выбежал и, присев невдалеке в кустах, начал облизывать обожженную лапу. Он недовольно ворчал, возмущаясь, по-видимому, тем, что гостеприимная пещера сегодня встретила его так недружелюбно. Ашот, Асо и Гагик, вооружившись пылающими головнями, стояли входа и смотрели на мишку. Им казалось, что сейчас он уже не такой страшный. А Гагик, неожиданно осмелев, бросил в непрошенного гостя дымящую головешку.
— На, ешь! — крикнул он. — Шашлычка захотел?
Головешка упала в снег, зашипела и выпустила под самым носом у медведя клуб дыма. Мишка подскочил и пустился наутек.
— О, да он порядочный трус! И такого-то трусишку вы боялись? — обратился Гагик к Ашоту.
Он так обрадовался своему открытию, что его одолела неуемная охота шутить и смеяться. Это был переломный момент в жизни Гагика — момент, когда детская боязливость начинает уступать смелости, зарождающейся в груди мужающего юноши. И он с радостью чувствовал это.
— Поглядите-ка, я сейчас спалю его шубу! — все больше храбрился парень и, схватив пылающую смолистую ветку ели, кинулся вслед за медведем. — Я и один с ним управлюсь! Вы зачем за мной идете? — крикнул он, хотя товарищи и не думали никуда идти.
Но они поняли своего «отважного» друга (не сразу же человек становится смелым!) и присоединились к нему.
А пьяный медведь тем временем, ломая кусты, в полной растерянности убегал. Он был в таком смятении, что, впопыхах одолевая каменное заграждение, споткнулся и кувырком полетел вниз.
До слез смеялась Шушик, стоя в дверях пещеры, смеялись и мальчики. Послав по адресу медведя несколько нелестных замечаний и угроз, они вернулись в пещеру. Под «баррикадой» лежало пугало. По-видимому, медведь сбросил его, поняв обман, или же сшиб, приняв за человека, кто знает.
— Ну, оно нам больше и не нужно, отнесем в пещеру.
— Нет, Ашот, поставим на место, — возразил Гагик. — По-моему, барс глупее мишки, он не поймет, что это чучело.
И, поднявшись на «баррикаду», он снова укрепил на ней пугало.
Когда все снова собрались в пещере, на Гагика смотрели с таким любопытством, точно впервые видели его. Его худенькое лицо разрумянилось, глаза горели, как угли.
— Венок готов, моя дорогая? — обратился он к Шушик.
— Готов, сейчас принесу.
И она принесла из глубины пещеры ветку вечнозеленой хвои, согнула ее, соединив концы, и торжественно возложила на голову Гагика, а на грудь ему, смеясь, прикрепила сухой, отливавший золотом лист.
— Это тебе медаль «Победителя медведей».
— Ну, шутить не время! — сказал Ашот. — Надо разложить костры у входа в пещеру и ниже, у лестницы, не то медведь от нас не отвяжется. Ведь он чувствует запах мяса.
Ребята живо принялись за работу. Они разожгли костры даже на «баррикадах». Глядя на эти костры, Ашот снова дал волю своему воображению.
«Вот и крепость, — думал он. — Вот из ее башен поднимаются к небу языки пламени, и бдительные стражи стоят на ее стенах».
Яркая фантазия переносила мальчика в иные миры.
Медведь глядел на ленты дыма и то и дело закрывал свои маленькие глазки.
— Вы только поглядите: он совсем как наша Шушик носом клюет! — засмеялся Гагик.
И верно: голова мишки качалась.
В это время где-то в горах вдруг прозв